берегах Потомака, если представители Виргинии проголосуют за погашение штатских долгов. Сделка состоялась. Пока возводили новый город, временной столицей должна была стать Филадельфия. Оказалось, что члены правительства принадлежали к местному обществу, которое совершенно не разделяло демократических взглядов, и были полностью подвержены английскому влиянию. Королевой города считалась миссис Бинэм, красивая, богатая и острая на язык дама, которая раньше жила в Европе, пользовалась успехом в Версале и Лондоне и гордилась тем, что держит свой «салон». Когда французский республиканец Бриссо оказался в Филадельфии, он был потрясен элегантностью приемов в доме миссис Бинэм, где она пускала в ход все свое обаяние, стараясь угодить федералистам. Тем временем в августе 1790 года конгресс, благодаря поддержке Виргинии, проголосовал за финансовые меры, предложенные Гамильтоном, который для уплаты процентов по долгу полагался на таможенные пошлины, косвенные налоги (в частности, на ликеры) и продажу земель на Западе.

9. Александр Гамильтон мечтал воссоздать в Америке правительственную, экономическую и финансовую структуру, наподобие той, которая существовала в Англии. Одним из ее элементов должен был стать Банк Соединенных Штатов Америки, организованный по модели Банка Англии. Абсолютной необходимости в этом не было. Государство само могло бы стимулировать развитие уже существующих частных банков. Но Гамильтон считал, что государство укрепится, если торговля и будущая индустрия будут зависеть от его кредитов. Здесь он встретил яростную оппозицию. Является ли создание Банка конституционной мерой? Ведь оно не входит в число полномочий федерального правительства, перечисленных в Конституции. «Конституция, — говорили Гамильтон и его сподвижники, — позволяет правительству Соединенных Штатов принимать все необходимые законы для осуществления упомянутых в ней полномочий… Банк необходим, чтобы регулировать торговлю, получать кредиты, чеканить деньги». Это была теория подразумеваемых полномочий, удобная, но опасная, поскольку позволяла трактовать Конституцию по своему усмотрению. На что Джефферсон отвечал: «Банк может быть удобным, может быть полезным или бесполезным — это спорный вопрос, но в любом случае он не конституционный». — «Простите, — отвечали сторонники Гамильтона, — „нужное“ не означает „необходимое“; „нужное“ означает „полезное“». Вашингтон решил этот спор о лексических тонкостях, встав на сторону Гамильтона, и 25 февраля 1791 года был учрежден Банк с уставным капиталом десять миллионов долларов. Казначейство должно было внести в него два миллиона, но их у него не было. Гамильтон решил проблему исключительно в собственном стиле. Он предложил фиктивные векселя голландских банков, внес их в учредительный фонд организаторов как правительственный взнос, а граждане Америки внесли остающуюся долю капитала. И когда Банк был создан, казначейство взяло у него заем в два миллиона долларов и потребовало вернуть векселя. Комедия была сыграна.

Здание Банка Соединенных Штатов в Филадельфии (построено в 1797 году). Гравюра. 1799

10. В следующем году была создана денежная система федерации. Стоимость доллара была привязана к золоту, а для разменных монет принята десятичная система. Одновременно с этим по какому-то странному совпадению Гамильтон установил стоимость серебра по отношению к золоту и объявил рыночный курс серебра к золоту в соотношении один к пятнадцати. Такая система казалась абсурдной — трудно представить, что относительная ценность этих двух металлов никогда не изменится. Но если это соотношение изменилось бы, то «переоцененные» деньги автоматически вытеснили бы «недооцененные». Именно так позже и произошло, когда открытие новых серебряных рудников обрушило цены на серебро. Вскоре золото ушло из страны, куда, наоборот, хлынуло серебро. Гамильтон, который всегда был сторонником сильного президентского правления, хотел видеть на первых денежных знаках портрет президента. Но Джефферсон посчитал, что эта идея сильно попахивает монархией, и импозантный профиль Джорджа Вашингтона на золотых и серебряных монетах заменил орел с распростертыми крыльями.

11. «Вы утверждаете, что наши разногласия начались с федералистов и антифедералистов, — позже писал Джон Адамс. — Увы! Они начались с природы человека. Задолго до революции виги и тори уже беспощадно враждовали между собой». Все это так, но в Америке во время революции, стараясь выглядеть приверженцами режима, тори перестали быть консерваторами, что и привело к их исчезновению. После революции группа, требовавшая не ограничения, а расширения правительственных полномочий, стала партией федералистов, а оппозиционную партию называли антифедеральной — не потому, что она была враждебна федеральному правительству, а потому, что требовала ограничить полномочия правительства. Вскоре антифедералисты решили называть себя республиканцами, им казалось, что тем самым можно обвинить соперников если не в монархизме, то по крайней мере в монократии. Федералисты, и в частности Гамильтон, оказывали поддержку предприимчивым собственникам-капиталистам, судовладельцам, крупным торговцам, богатым юристам и пополняли партийные ряды из их числа. Республиканцы выступали от имени фермеров, плантаторов, а также мелких ремесленников. Они утверждали, что методы Гамильтона, а особенно создание Банка, будут стимулировать спекуляцию и коррупцию. Дебаты носили как экономический, так и политический характер. Сторонники Джефферсона хотели сохранить аграрную Америку; приверженцы Гамильтона — подготовить создание Америки промышленной. Юг и Запад в большинстве своем выступали за Джефферсона, крупные города побережья поддерживали Гамильтона. Но и темперамент тоже играл не последнюю роль. Встречались и фермеры-федералисты, и торговцы-республиканцы.

20 долларов. 1775

Временная бумажная банкнота в 50 долларов. 1775

Один доллар. 1791

12. Если взглянуть на все отвлеченно, то можно сказать, что республиканцы были демократами, федералисты — аристократами, а еще точнее, что республиканцы представляли граждан, выступавших против власти, а федералисты — власть, поддерживающую знать. Кажется, что в свободном государстве эти две концепции должны противостоять друг другу и что это свидетельствует о здоровье государства. Но опыт показывает, что невозможно заставить их сосуществовать бок о бок в одном правительстве. Вашингтон считал, что президент должен находиться вне партий и что он вправе набирать сотрудников там, где пожелает. Он благоволил Гамильтону; именно его он просил сочинять наброски своих речей. Результаты, достигнутые Гамильтоном, возрожденное общественное доверие, успешный бизнес казались Вашингтону огромным и похвальным свершением. Джефферсон, напротив, предпочел бы меньшее процветание и большее равенство. Он вернулся из Франции, окончательно проникнутый идеями французской философии, и был «положительно заряжен» в отношении Французской революции. В Париже он успел увидеть зарождение клубов и обществ, поддерживавших революцию. Терпеливо и умело он начал по такому же принципу создавать в Соединенных Штатах республиканскую партию. Впрочем, не возникало сомнений, что если борьба республиканцев и федералистов перерастет в борьбу между городом и деревней, то республиканцы в еще практически аграрной стране в конце концов одержат победу над федералистами.

Константин Брумиди. Джордж Вашингтон совещается с Томасом Джефферсоном (сидит) и Гамильтоном. Фрагмент стенной росписи Капитолия. 1850-е

IV. Французская революция

1. В 1789 году из Франции стали поступать потрясающие новости. Четырнадцатого июля парижане взяли штурмом