Мэдисон не хотел участвовать в выборах от республиканцев, поэтому единственный шанс был у Джефферсона. Он заявил, что не желает возвращаться к публичной жизни, и, хотя противники не верили в его искренность, он говорил правду, ему нравилось уединенное существование в Монтичелло. И все-таки он согласился выступить кандидатом. Странный метод голосования, не позволявший избирателям голосовать за кандидатуры президента и вице-президента порознь, а требовавший непременно наугад отдавать голоса сразу за обоих, порождал всевозможные интриги и махинации. Гамильтон, не любивший Адамса, надеялся, что другой федералист, Пинкни, наберет больше голосов и станет президентом. В паре с Джефферсоном вторым кандидатом от республиканцев выступал Аарон Бёрр. Его отец был ректором Принстонского университета, дед Джонатан Эдвардс — знаменитым пастором, а сам он, проявив себя отличным солдатом во время революции, как и Гамильтон, вернулся к адвокатской практике, участвовал в политической жизни штата Нью-Йорк и добился блестящих успехов на этом поприще. Он был на редкость обаятелен, женщины были от него просто без ума. Ему приписывали всех незаконнорожденных детей Нью-Йорка. Аарон Бёрр одним из первых обнаружил, какую выгоду для выборов можно получить от «Сообщества Таммани», пользовавшегося в Нью-Йорке большим влиянием. В те дни, когда лоялисты встали под знамена святого Георгия, святого Андрея и святого Патрика, противники Англии, «сыны свободы», в шутку основали «Сообщество сыновей святого Таммани» — знаменитого вождя индейцев: мятежники канонизировали его в насмешку над британскими святыми. Позже «Сообщество Таммани» в Нью-Йорке превратилось в группу демагогов, противопоставляющую себя прежде всего имущим классам. Аарон Бёрр использовал ее против федералистов. Когда начались выборы, Бёрр набрал тридцать голосов; Пинкни — пятьдесят девять; Джефферсон — шестьдесят восемь, а Адамс — семьдесят один. Таким образом, был избран Адамс, но перевесом всего в три голоса, он так и не оправился от этого позора. Интриги Гамильтона чуть было не привели к избранию Пинкни; Адамса спасла предусмотрительность друзей из Новой Англии, которые проголосовали только за него, отказавшись от своего второго голоса. «Кто бы мог поверить, — с возмущением говорил Адамс, — что мне придется стать свидетелем того, как такой субъект, как Джефферсон, и, что еще хуже, как такое никому не известное создание, как Пинкни, чуть было не достигли цели через мою голову?»

4. Это президентство началось с недобрых предзнаменований. Федералистское большинство было достаточно ограниченным. Вице-президента республиканца Джефферсона федералистская администрация считала чужаком. Внутри самой партии Адамс был на ножах с Гамильтоном, ее негласным лидером. Он удержал в своем кабинете трех сторонников Вашингтона, тех, что были с президентом в конце его срока и о которых говорили, что «если они хоть в чем-то выше посредственности, то только в области лжи». В день инаугурации Адамс был поражен радостью Вашингтона, которую тот даже не пытался скрыть: «Он выглядел так, словно одержал надо мной победу. Казалось, он говорил: „Ну вот, наконец-то я окончательно освободился, а вы влипли. Посмотрим, кто из нас будет счастливее…“» Но сам Адамс в тот день был очень счастлив. Он всегда питал неутолимую страсть к церемониям, в центре которых находился он сам. Разумеется, ему портил удовольствие этот ничтожный перевес в три голоса. Но если его собственная партия так плохо с ним обошлась, то не лучше ли подняться сразу над всеми партиями — стать президентом целой страны, как хотелось бы Вашингтону. Адамс даже не мог себе вообразить, что его собственные госсекретари уже бросают ему вызов и что один из них описал его как «человека весьма тщеславного, довольно капризного, наделенного известной осторожностью и гораздо менее способного, чем сам он о себе мнит».

Джон Вандерлин. Портрет Аарона Бёрра, одного из кандидатов на пост президента в 1796 году. 1802

Уильям Уинстенли. Портрет Джона Адамса, второго президента США. 1798

Портрет Джеймса Монро. Гравюра XVIII века

5. Этот портрет не соответствовал реальности. Адамс был очень умен и, несмотря на свое тщеславие, искренне предан своей стране. Но кальвинизм, впитанный с молоком матери, соединился в нем с политическим опытом, создавая превратное впечатление о его натуре. Он считал, что людьми управляют их личные интересы, что «первое, что заботит человека, — это его обед, а второе — любовные привязанности». Он не верил в равенство. «Вся демократия, — утверждал он, — скрывает в себе аристократию, и ее легко опознать повсюду — в Риме, во Франции или в Англии… Если вы дадите власть народу, — добавлял он, — то не будет конца его требованиям… Новая аристократия займет ваши места и будет относиться к своим бывшим товарищам гораздо жестче, чем когда-то относились к ним вы». По мнению нового президента, республика должна располагаться ровно посередине, на полпути между тиранией и анархией, которые всегда угрожают человеческим обществам. В целом Адамс был реалистом. Он опасался влияния богатого и могущественного меньшинства, равно как и бедного и активного большинства. Равно, но не больше. Он поучал, что роль государственного мужа — защищать государство от эксплуатации одними и притязаний других. Такое отношение было беспристрастным, но не слишком популярным, так что друзей у Джона Адамса было немного.

6. Вступив в должность, Адамс оказался перед лицом невиданного франко-американского кризиса. Монро, новый посол в Париже, выступил перед Национальным конвентом и горячо заверил его в симпатиях Соединенных Штатов Французской революции. Госдепартамент осудил его за эти слова поддержки, идущие вразрез с политикой нейтралитета, и отозвал назад в Америку. Это повлекло за собой негодование во Франции, где печально знаменитый «Договор Джея» уже и так вызвал сильное возмущение. Директория отказалась принять Пинкни в качестве преемника Монро, и множество американских судов было захвачено французскими кораблями во всех морях. По сути, если не по закону, это было разрывом дипломатических отношений. Адамс, желавший мира, решил отправить во Францию специальное посольство в составе Джона Маршалла, Элбриджа Джерри и Пинкни. Тем временем федералисты советовали готовиться к войне против Франции, строить корабли и поднимать армию. Когда трое посланников прибыли в Париж, министр иностранных дел Талейран велел передать им, что Директория весьма раздосадована позицией Соединенных Штатов и что, возможно, сам он даже не примет дипломатическую миссию, но, правда, отправит на встречу с ними компетентных лиц. Этими «компетентными лицами», обозначенными в официальных документах инициалами «Х.», «Y.» и «Z.», были господа Оттингер, Беллами и Отваль. Сперва они изъяснялись намеками, а затем четко дали понять, что аудиенция не будет предоставлена до тех пор, пока Директории не будет оказана «небольшая любезность» — кредит, подарок в двести сорок тысяч долларов без ущерба для последующего займа. Трое американцев гневно ответили: «Мы отвечаем „нет“! Не дадим даже шести пенсов!» В Соединенных Штатах эта реплика в рассказе