— Бедные сиротки, — высказалась однажды Наоми, листая старый альбом. Фото удерживались на глянцевом картоне прозрачной пленкой, придававшей им вид вещественных доказательств. — Милые крошки ищут новый дом.

— Разве что Фрейдль еще была жива, — заметил Ландсман, сознавая, что его поправка звучит упреком сестре. Мать их умерла от мгновенно развившейся раковой опухоли, с разбитым сердцем, узнав, что дочь ее бросила колледж.

— Спасибо за справку, — огрызнулась Наоми.

Пересматривая альбом в последний раз, Ландсман не мог избавиться от впечатления, что этот мальчик на снимках удерживает сестру, стараясь не дать ей взлететь и врезаться в гору.

Трудным ребенком была его сестра, значительно более трудным, чем был или старался быть он сам. Разница в возрасте всего в два года, и все, что Ландсман ни делает или утверждает, может подвергаться сомнению и ниспровержению. В детстве сестра была пацанкой, а выросши, блистала мужиковатостью. Когда какой-то пьяный осел спросил, не лесбиянка ли она, Наоми ответила:

— Во всем, кроме секса.

Стремление летать привил ей один из первых ее парней. Ландсман никогда не приставал к сестре с расспросами, чего ради она так пыжилась, добивалась лицензии пилота, зачем вломилась в крутой гомоидиотический мир диких летунов тундры. Его лихая сестрица неуважительно относилась к пустопорожним толкам и размышлениям. Как понимает это Ландсман, крылья летящего самолета постоянно пребывают в состоянии борьбы с воздухом, в котором находятся: взрезают, взбивают, взвихряют его, изгибают и искажают его потоки. Пробивают себе путь, как лосось сквозь течение, к истокам которого стремится за смертью своей. Как лосось, сионист синей речки, мечтающий о своем роковом доме, Наоми истратила всю свою силу на борьбу.

Нельзя сказать, что боевой настрой определял поведение Наоми, ее осанку и улыбку. «Эррол-Флинновскую» крутую морду она строила лишь изредка и в шутку, а при очередной жизненной неудаче вовсю скалила зубы. Пририсуй ей черным карандашом усы, и можешь смело послать с абордажной саблей на борт пиратского парусника. Лишних сложностей в ее характере не наблюдалось, и этим сестра резко отличалась от всех других знакомых Ландсману женщин.

— Еще та была баба! — говорит Ларри Спиро, руководитель службы управления воздушным движением аэропорта Якови.

Спиро — тощий сутулый еврей из Шорт-Хиллз, штат Нью-Джерси. Мексиканец. Для евреев Ситки все с юга — мексиканцы. «Мексиканцы» обзывают ситкинских айсбергерами или замороженными отморозками. Толстые линзы очков Спиро исправляют астигматизм, но не влияют на мерцающий в его глазах скепсис. Жесткая проволока волос лучится с его головы, как графический атрибут возмущения на газетной карикатуре. На Спиро белая оксфордская рубаха с монограммой на кармашке и красный галстук с золотой продрисью. Импровизируя перформанс «в ожидании виски», Спиро с наслаждением подтягивает рукава.

— Christ! — Как и большинство работающих в округе Ситка мексиканцев, Спиро нашпигован американизмами. Для евреев-янки округ Ситка — край краев земных, Хатцеплац, ничто на задворках пустоты. Американский для такого еврея, как Спиро, — соломинка, которая высосет его из этого дурацкого коктейля бессмыслицы обратно в реальный мир. Спиро улыбается. — Никогда я не видал женщину, которая бы так притягивала к себе всякие дрязги.

Они устроились в нише гриль-бара «Скагуэй Эрни» в приземистой алюминиевой пристройке, которая когда-то вмещала весь аэропорт. Спокойно сидят, ждут заказанных бифштексов. Многие считают, что «Скагуэй Эрни» — единственное место между Анкориджем и Ванкувером, где можно получить приличный бифштекс. Его хозяин Эрни ежедневно получает свои бифштексы с кровью, доставленные по воздуху из Канады запакованными в лед. Меблировка и декор излишествами не блещут: винил, сталь да ламинат. Тарелки пластиковые, салфетки, дипломатично выражаясь, гофрированные. Заказываете вы у стойки, получаете номерок на проволоке, по которому вас и определяет подавальщица. Персонал преклонного постпенсионного возраста, пола женского, однако сильно напоминает манерами и внешностью дальнобойных водителей большегрузных фур. Атмосфера заведения определяется его лицензией на продажу спиртного и клиентурой: теми же пилотами, охотниками, рыбаками, всякими штаркерами и дельцами невидимого фронта. В пятницу вечером, в разгар сезона, здесь можно купить-продать все, что угодно, от свежей лосятины до кетамина, и услышать наиболее изысканное вранье.

В шесть вечера в понедельник присутствует публика менее колоритная и многочисленная: персонал аэропорта да пилоты. Мирные евреи, работяги в вязаных галстуках. Да и истории в воздухе журчат поскромнее. Один американец на ломаном идише повествует, как однажды одолел три сотни миль, не замечая, что летит вниз головой. Стойка бара ради понедельника не изменилась: неуклюжий носорого-бегемот, лживо-викторианский, но из настоящего дуба. Стойка спасена из лопнувшего ковбойского бара в центре Ситки.

— Дрязги-передряги, да, — соглашается Ландсман. — От начала и до конца.

Спиро хмурится. В тот день, когда самолет Наоми врезался в гору Дункельблюм, он дежурил на вышке. Диспетчеры никак не могли повлиять на события, но вспоминать об этом все равно неприятно. Спиро расстегивает молнию на пластиковой папке и достает оттуда толстый синий сшиватель с одним толстым сброшюрованным документом и несколькими отдельными листками.

— Я еще разок заглянул, — мрачно сообщает он. — Метеоусловия благоприятные. С профилактикой она несколько затянула. Связь самая банальная.

— Угу, — промычал Ландсман.

— Что-нибудь новое хочешь найти?

— Не знаю, Спиро. Смотрю, просто смотрю.

Ландсман пролистывает экземпляр заключения комиссии ФАА, откладывает его и переходит к листкам.

— Это план полета, о котором ты спрашивал. Утро перед катастрофой.

Ландсман всматривается в формуляр, подтверждающий, что пилот Наоми Ландсман на летательном аппарате «Пайпер Суперкаб» собирается совершить полет с одним пассажиром на борту из Перил-Стрэйт, штат Аляска, в Якови, округ Ситка. Формуляр — обычная распечатка на принтере — двенадцатым кеглем, шрифт «Times roman».

— Значит, она позвонила, — Ландсман всматривается в графу даты-времени, — в половине шестого?

— Она использовала автоматизированную систему. Чаще всего так делают.

— Перил-Стрэйт. Это где-то у Тенаки?

— Да, чуть южнее.

— Значит, лететь оттуда сюда два часа?

— Примерно так.

— Странный оптимизм, — заметил Ландсман. — Наоми указала время прибытия восемнадцать пятнадцать. Через сорок пять минут с момента регистрации.

Спиро всяческие аномалии отталкивают и притягивают. Он берет папку, пролистывает документы, которые он собрал и скопировал после того, как согласился на предложение Ландсмана заказать ему стейк.

— Но она и прибыла вовремя. Вот отметка: восемнадцать семнадцать.

— Значит… Значит… — Что значит? Или она покрыла двухчасовой маршрут от Перил-Стрейт до Якови за три четверти часа, или… Или Наоми изменила свои планы и решила приземлиться в Якови, когда была в воздухе и летела куда-то еще.