– Престиагара магика... – бормотала она. – Быстро-быстро!

– Вы слушайтесь, кирия, – сказал Лапсердаки. – Если бабушка говорит, она знает, что говорит.

– Это верхом на овце ехать? Вы тут с ума посходили, что ли? – Я не езжу ни на ослах, ни на пони вовсе не из ложной гордости. У меня ноги длинные, при таких на низкорослом скакуне не шибко прокатишься. А тут овца! – Да она и веса моего не выдержит...

– Значит, не простая это овца, – пояснил трактирщик.

– Особая ездовая, получается? – Едва не рыча от негодования, я уселась на овцу. Против ожидания, та устояла. Хотя куда девать ноги, по-прежнему было неясно.

Ламия тем временем сняла с себя овчинную безрукавку и накинула мне на плечи.

– Зачем? И без того ведь жарко!

– Холодно, холодно, – повторяла настырная старуха до тех пор, пока я не напялила этот весьма изношенный предмет туалета.

Тогда бабка подняла палку и хлестнула овцу по курдюку. Та сорвалась с места и побежала с резвостью, какой я никак не ожидала от домашней скотины. Поскольку никакой сбруи предусмотрено не было, пришлось вцепиться руками в шерсть, а ноги согнуть в коленях, чтоб не волочились по земле. Колонны, статуи, кипарисы, скалы мелькали со все возрастающей скоростью, так что я не успела ни попрощаться с бабушкой и внуком, ни поблагодарить. Должно быть, в овце и впрямь было что-то волшебное или она была под заклятием.

Но какая насмешка судьбы! Мне и раньше приходилось ездить на заколдованном животном, но тогда это был конь чистейших кровей, а теперь что? Позорище... Хорошо хоть, никто не видит. Но это пока. А сколько мне на этой овце скакать придется до самой Сильватрансы?

Конь был, кстати говоря, такой же масти, что и овца. Вот что за пристрастия у колдунов к черному цвету? Прямо как у банкиров. Практично, я понимаю, и немарко, но однообразно. И опять же, ирония фортуны, – тот конь был из конюшни храма Края Окончательного, с каковым божеством и связаны мои нынешние неурядицы.

Пока я размышляла над тем, как низко пала, скаковая овца забралась довольно высоко в горы – пожалуй, конь бы так не сумел. Деревья кругом исчезли, нагромождения валунов тоже. Я видела только изломы скал.

Скрюченные ноги затекли, непроизвольно выпрямились и должны были удариться о землю. Или о камни. Но не ударились, а повисли.

Я глянула вниз, и выражение «как низко я пала» едва не приобрело буквальный смысл. Под ногами – и теми, что в сапогах, и теми, что с копытами – простиралась бездна.

Проклятая скотина летела! Я с новой силой судорожно вцепилась в шерсть. Овца повернула ко мне морду и заблеяла, и мне показалось, что блеянье это напоминает смех, то ли издевательский, то ли, наоборот, успокаивающий. Что ж, если бабушка была древним демоном, удалившимся от дел (или не совсем, судя по наличию в хозяйстве такой животины), то и овца вполне могла быть той же породы, что и волшебный Золотой Овен, за шкурой которого тщетно охотились хитроумный Нездесей и бард Шалфей. Этот Овен прилетел откуда-то из здешних краев в предгорья Кафказа, везя на спине детей короля Бестия – Никса и Перлу. Причем Перла, утащившая Овна, вместе с наиболее ценным содержимым отцовской сокровищницы не удержалась на лету, свалилась со спины животного в Радужное море и там утонула. Во всяком случае, так гласит официальная версия, по неофициальной – и более правдоподобной – ее столкнул в море брат, не желавший делиться Овном и казной.

Ох, да если б мы над морем летели, это ж одно удовольствие! В воду падать, если правильно сгруппироваться – вполне можно. И плаваю я прилично. А тут же одни скалы внизу, подумать и то страшно, не то что смотреть!

Ну, Гверн, что мне из-за тебя терпеть приходится! Если ты жив, за все мне ответишь при встрече.

А если не жив...

Если не жив, тогда ответят другие.

Становилось все холоднее. Ледяные ветры гуляли над вершинами, под равнодушными звездами, и овчинная безрукавка бабы Ламьи была как нельзя более кстати. Сейчас я не стала бы возражать, если бы старушка предложила целую шубу.

Воздух был разрежен, и голова у меня кружилась. Если не считать этого, а также холода, полет проходил нормально. На овце было не так тряско, как на ковре-самолете, и не так закладывало в ушах от ветра, как на драконе.

Море осталось далеко позади. Казалось, стало чуть светлее, а может, это отбрасывали отсвет заснеженные вершины Купатских гор, показавшиеся впереди. Зубы мои от озноба начали выбивать дробь. Возможно, в Балалаях я поднималась и повыше, но там я передвигалась по горам, а не над горами!

Потом овца стала снижаться. Хвала богам, не резко, а кругами, иначе к дроби зубовной прибавилось бы кровотечение из носа.

Долину обволакивал предутренний туман, и что делается внизу, я не могла рассмотреть – до тех пор, пока ступни мои не стукнулись – довольно чувствительно – о твердую поверхность. Овца приземлилась.

Выпустив, наконец, слипшуюся шерсть, я сползла со спины ездовой животины и постаралась оглядеться. Мы находились на поросшем травой горном склоне. Больше ничего в сумраке и тумане разобрать было нельзя. К тому же у меня так затекли ноги и кружилась голова, что я не в состоянии была сделать ни шагу. Пришлось опуститься на землю. Овца отошла в сторонку и принялась щипать трапу. И то – проголодалась, наверное. Мне же было не до еды. От усталости и оттого, что вновь стало тепло, меня разморило, и я мгновенно уснула.

Эта сонная одурь длилась, должно быть, не меньше двух часов, потому что, когда я разлепила веки, солнце стояло уже высоко. Туман истаял, а вместе с ним исчезла и овца. И правильно сделала. Теперь, когда тошнота и головокружение прошли, голод мог сподобить меня на многое. А меня с детства учили, что есть ездовых животных нехорошо. Тем более волшебных. Впрочем, нехорошо есть любое существо, оказавшее тебе услугу, хотя многие люди придерживаются прямо противоположной точки зрения.

Но больше, чем есть, хотелось пить. Что ж, надо оглядеться, нельзя ли где-нибудь поблизости подкрепиться и освежиться.

Поднявшись, я увидела, что под горой, где меня высадили, – долина, а в ней – сады, огороды, виноградники и дома. Много домов. А на склоне горы насупротив меня – крепость.

Что ж, я просила доставить меня в Торговище. Похоже, я почти на месте. Можно дойти пешком.

За камнями обнаружилась тропинка, вероятно протоптанная пастухами, и я двинулась по ней к столице Сильватрансы.

«Ладно, согласимся считать это столицей, – думала я по мере приближения, – а не увеличенной в несколько раз деревней». Мазанки, крытые соломой, пыльные улицы, где бродят козы и куры... На крышах, из дымоходов, торчали косы. Забавный обычай. Местная замена флюгерам, что ли?

А вот крепость над Торговищем внушала уважение. Солидная крепость. Построена она, судя по всему, несколько столетий назад. Кто там, говорили, воевал Сильватрансу, кроме господарей? Токай-Гуляш, султан Сумамед? Наверняка при нападениях все эти мазанки сжигали и разрушали, а крепость вон уцелела. Правда, это не значит, что владетели крепости успешно отражали любые атаки. Могли с тем же успехом сдавать ее всем нападавшим. Видели, знаем.