Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах! — вырвался крик боли у Лизхен.
— Что такое? — спросил старик.
— Капитаном Ришаром? — повторила девушка.
— Да, капитаном Ришаром! Это имя того мерзавца, кто облачил нас в траур, дочь моя — тебя на один год, а меня на всю жизнь!
— Ах! Боже мой! — прошептала Лизхен, убитая только что услышанным именем.
— А потому я, — продолжал пастор, — склоняя колено перед Всевышним, я, кому дано прощать и благословлять, прошу у Бога лишь об одном: чтобы на моем пути никогда не встретился этот человек, так как я мог бы ошибиться и поверить, что мой гнев будет справедлив!
— Отец, помилосердствуйте!
И она опустила руки старика, воздетые к небу с просьбой об отмщении.
— Да, ты права, дитя мое, — сказал пастор, — не будем больше думать об этом или хотя бы не будем думать с полным ненависти сердцем и с отравленной жаждой мести душой… Готов ужин? Тогда давай садиться за стол; только за этим столом между нами есть пустое место, место бедной Маргариты…
И старик сел за стол, но, вместо того чтобы приступить к еде, опустил голову на руки.
Откинувшись на спинку стула, Лизхен, севшая напротив своего отца, с глубокой грустью смотрела на него. Вдруг неподалеку прогремел выстрел и почти в то же время послышались поспешные шаги, затем звук отворившейся и тут же захлопнувшейся двери.
Лизхен вскрикнула.
Пастор обернулся и очутился лицом к лицу с тем молодым человеком, кого мы уже видели некоторое время тому назад, когда он прощался с молодой девушкой.
— Это он, отец, — прошептала Лизхен.
— Войдите, сударь, — сказал старик.
— За мной гонятся, сударь. Не спасете ли вы меня еще раз? — спросил беглец.
— Входите быстро, садитесь за стол возле меня… Лизхен, еще один прибор!.. Вы говорите по-немецки, сударь?
— Да, — ответил молодой человек.
— Хорошо, тогда вы мой гость. Спокойно, немного хладнокровия! Может быть, еще есть способ спасти вас.
И молодой человек сел за стол возле пастора, заняв пустующее место Маргариты, о которой несколько минут назад говорил ее отец.
Лизхен быстро поставила перед ним прибор и села, прошептав:
— О Боже! Что же привело его на это место, твой гнев или твое сострадание?
В ту же минуту в открытом окне появился облокотившийся на подоконник человек в форме жандармского капрала; половина его туловища оставалась снаружи, а ухмыляющаяся физиономия оказалась в комнате и стала осматривать всех сидящих за столом.
— О! — прошептала Лизхен. — Капрал Шлик! Мы пропали!
Но вопреки тому ужасу, который этот жандарм внушил бедной Лизхен, капрал, по всей видимости, не питал никаких враждебных намерений; он вежливо снял шляпу и обратился к пастору.
— Приятного аппетита вам, господин Вальдек, и всей уважаемой компании! — сказал он.
Ришар бросил быстрый взгляд на жандарма, и ему показалось, что он уже где-то видел это лицо.
В это время пастор обернулся: лицо его выражало спокойствие, хотя им далеко не полнилось его сердце.
— Кто это там? — спросил он.
— Не беспокойтесь, господин пастор. Это я, капрал Шлик, к вашим услугам.
Имя жандарма, так же как и его лицо, вовсе не были незнакомы капитану; однако он не мог вспомнить, ни где он его видел, ни где слышал этот голос. Капрал Шлик в свою очередь пристально смотрел на капитана, и это доказывало, что его память была не хуже, чем у французского офицера, а может быть, и лучше.
Через несколько секунд внимательного осмотра жандарм кивнул, доказав этим, что все его сомнения, если они и были, рассеялись.
— Бургомистр просил меня, — сказал он, — быть с вами почтительным, господин пастор, вы видите, я почтителен… Можно войти?
Пастор посмотрел на капитана с таким видом, будто говорил: «Побольше уверенности — или вы пропали!»
Затем он обратился к капралу:
— Конечно, вы можете войти — никаких препятствий к этому нет.
И добавил:
— Встань, Лизхен, и посвети господину Шлику.
Лизхен встала и, взяв дрожащей рукой лампу, приготовилась осветить путь капралу, когда тот, одним движением перепрыгнув через подоконник, сказал девушке:
— О, не беспокойтесь, прекрасная фрейлейн, для нас окна — это те же двери.
Лизхен обернулась к французу. Он выглядел совершенно спокойным и казался полностью безучастным к тому, что происходило, и к тому, что, по-видимому, еще должно было случиться.
— Добро пожаловать, господин Шлик! — сказал уверенным тоном пастор.
Лизхен была так бледна, что это тронуло даже жандарма.
— Фрейлейн, — сказал он, — вы так бледны, и эта бледность, конечно, вызвана моим неожиданным появлением, но я хочу доказать вам, что я не такой злой, как это может показаться.
Говоря все это, он не спускал взгляда с француза, а тот, сохраняя полную безмятежность, оперся локтем на стол и, положив подбородок на ладонь, смотрел на жандарма таким же спокойным взглядом, каким тот смотрел на него.
— О капрал, — возразил пастор в ответ на заявление Шлика о его кажущейся злобности. — Совсем напротив, я всегда считал вас добрым малым.
Лизхен сделала над собой усилие, и на губах ее заиграла легкая улыбка.
— Господин Шлик, — сказала она, — я вспоминаю, как вы частенько спорили с моим отцом.
— Спорить, сударыня! — воскликнул Шлик. — Спорить с таким святым и ученым человеком, как господин Вальдек? Надеюсь, что я никогда не имел несчастья проявлять подобную неучтивость!
— Да нет же, господин Шлик, — настойчиво повторила Лизхен, — и если хотите, я напомню, по какому поводу.
— Еще бы, конечно, хочу! Скажите, фрейлейн.
— По поводу французов, господин Шлик.
— Ах, да! Это возможно! Что касается французов — тут я неуступчив: обожаю французов, а господин Вальдек их ненавидит. Разве я говорю неправду, господин Вальдек?
— Нет, господин Шлик, вы говорите истинную правду.
— О! Надо полагать, — продолжал жандарм, — они сделали вам какую-нибудь большую гадость во время последних войн в Германии, эти французы! Впрочем, не были ли вы в то время в Вестфалии или в Баварии? В обеих этих землях, в Баварии особенно, было жарко! Я говорю об этом со знанием дела, так как сам был там.
— Вы там были? — спросил пастор с некоторым интересом.
— О Боже мой, да… О моей службе в армии его величества императора и короля велось немало разговоров, которые неплохо бы опровергнуть… До вас они не доходили, господин Вальдек?
— Нет, никогда…
— Так вот, говорят — конечно, злые языки, — будто, пользуясь хорошим знанием не только французского и немецкого языков, — а это неудивительно, когда живешь в пограничном районе, — но и многих других наречий, таких, как тирольское, литовское, венгерское, поскольку путешествовать мне пришлось повсюду, я докладывал императору Наполеону о том, что видел. Добавляют, что между князем Невшательским и мною был заключен договор и что он мне выдавал более или менее крупные суммы в зависимости от важности сообщаемых мною сведений.