Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда явится, пусть ко мне зайдет, – приказала Мирина.
– Зачем он тебе? – негромко спросила Яра.
Вопрос этот подивил Мирину. Повернулась, посмотрела на ключницу, брови соболиные выгнула изумленно.
– Что означает твое «зачем»? Я, что ли, тут не хозяйка, чтобы с него спросить?
Яра опустила очи долу. Вышла смиренно.
Мирина сразу и забыла о ней. Все старалась вникнуть в принесенные вчера Творимом записи. Он нарочно так криво писал, что едва разберешь. При Дольме все чин чинарем выписывал, в столбик. Дольма, пытаясь научить жену в делах разбираться, указывал, как Творим толково все ему подает. Тут же… Творим был уверен, что Мирина без него не управится, и старался ее запутать. Но ничего, она неплохой ученицей у Дольмы была. Вот и Творима рано или поздно на место поставит. Чем бы он ее не запугивал. А вот с Голицей… Эта баба еще может ей бед наделать.
И задумалась красавица Мирина. Сидела, подперев подбородок кулачком, смотрела перед собой невидящим взором.
Такой застывшей, погруженной в думы и застал ее поднявшийся в светлицу Озар. Замер в проходе, засмотрелся. Ишь какая! Ну чисто матрона византийская. Платье темного сукна от колен до остроносых башмачков в пестрой блестящей парче, такой же и рукава обшиты. Никакого тебе однотонного одеяния вдовицы горькой. Да и покрывало на голове голубое, яркое, очелье ажурное блестит чеканкой позолоченной. Любит наряжаться да красу свою множить вдова соляного Дольмы. А вот вспоминает о муже убиенном хоть изредка? Наверное. Вон какая грустная сидит.
Озар покашлял в кулак, чтобы привлечь ее внимание.
– Прости, что побеспокоил тебя, хозяйка. Я уважаю твое горе, но все одно давно нам с тобой переговорить надо было. Сейчас, думаю, самое время.
Однако начинать беседу не спешил. Просто смотрел на вдову, причем восхищенно, как и полагается созерцать красоту несказанную. Пусть Мирина поймет, что он любуется ею. И она это отметила, даже румянцем вспыхнула. Любят такие, как она, когда ими восторгаются. Даже колты[90] блестящие у висков поправила, прежде чем сказать:
– Говори уже, раз явился.
Самой же словно легче на душе сделалось. Подумала: разве такая, как она, пропадет, когда многим столь мила? Разве не найдет заступника? Того же сильного, уверенного в себе ведуна Озара. О нем челядь всякое болтала, поначалу многие побаивались, но потом, кажется, ко двору он пришелся. Девки-чернавки твердят, что Озар добрый да внимательный, и Бивой сказывал, что не донимает его чужак-доглядник, лишь иногда спросит о чем-нибудь. Но спрашивать он сюда и приставлен. А что Вышебор его опасается, так Мирине это даже нравится. Моисей при нем тоже ходит тише воды, ниже травы. Вот Лещу, правда, он не по душе пришелся. Ну да за Лещом Голица, которой доглядник не люб. К тому же Голица сама себе на уме, ее мнение сейчас Мирине не указка.
А еще молодая вдова в который раз отметила, что волхв хорош собой. Рослый, плечистый, грива волос за плечи русой волной ниспадает. Впрочем, у волхвов всегда волосы не стрижены, этим никого не удивишь. Но обычно волхвы все длиннобородые, а у этого бородка короткая, аккуратная, Озару она идет. Вот бы заручиться его поддержкой! Этот знает, как на людей влиять. Вон его почти не видно, а уже имеет влияние в усадьбе. Все с ним считаются.
– Присаживайся, Озар, – указала на лавку у окна Мирина. – А то как холоп повинный стоишь, мнешься у порога.
Он послушался. Разговор начал с того, что жалеет о том, что не были они знакомы ранее. Слышать-то о ней он слышал, мол, есть в Киеве жена дивная, краса несказанная, а вот встречать не доводилось.
– Так ты же при большом капище служил, – улыбнулась ему лукаво Мирина. – А мне мой муж христианин не дозволял туда хаживать. Даже когда уезжал по делам, всегда упреждал, чтобы демонам вашим я не поклонялась.
– Хороша та жена, которая мужа слушает, – кивнул Озар. – Но вот сказывали мне, что, когда Дольма родичку твою Яру надумал за Вышебора отдать, именно ты за нее встала и воспротивилась. И настояла на своем. Так что слово твое тут было не последнее.
– Ну так я ему все-таки водимая жена, не меньшица покорная. Да и Яра за себя постоять может. Гордячка она, сама сумела отговориться. Дольма даже гневался на нее, обещал поговорить с непокорной вековухой и своего добиться.
Озар внимательно слушал ее. Затем, поправив ремешок, удерживающий волосы вокруг чела, посмотрел на Мирину лукаво, даже подмигнул.
– Ну, это ваши семейные дела. Меня, честно говоря, другое подивило. Я ведь старым богам служу, при которых и ты выросла, а потому интересно мне: как же легко ты стала избегать капищ. Или у вас, древлян лесных, наших небожителей уже не почитают?
Ну как не почитают, усмехнулась Мирина. У себя в племени она все обряды выполняла, во всех игрищах участвовала. Тогда ей это забавным казалось. Но чтобы особо задумываться про все таинства обрядные и их связь с богами – так нет. До того ли ей было, если давно знала, что не им судьбу ее решать и что не останется она в селище надолго. Мирину Дольма еще девчонкой приметил, из-за нее выбрал их селище для торговой мены медов на свою соль. А как подрастать она стала, то Дольма и сговорился с ее отцом, объяснил, что, дескать, дома у него жена хворая да бесплодная, люди уверены, что долго не заживется его купчиха. И когда придет ее час, он сразу приедет к древлянам за Мириной, увезет дочь старосты в стольный Киев, по праву руку от себя посадит, женой наречет. И все это в их селище знали. Да только хворая купчиха Дольмы все жила, все тянулись ее денечки. А Мирина ждала.
Тут Озар решился прервать предавшуюся воспоминаниям женщину:
– А ведь прежняя супружница Дольмы не была хворой. Значит, получается, что обманывал вас Дольма. Но то, что его Збудислава бесплодной была, об этом в Киеве многие говорили. Правда, от бесплодия бабы не умирают. Так что взял тебя Дольма из селища уже после того, как приказал погубить ее.
Мирина часто заморгала ресницами. Длинные они у нее были, чисто крылья бабочки. А рот похож на спелый, сочный плод. Особенно когда приоткрыла его удивленно. И по ее виду изумленному Озар понял, что Мирина ничего о смертоубийстве Збудиславы