«работе» в порно. И когда террорист говорит, что вас нужно «очистить от скверны» — скажите, какие у нас контраргументы? Ведь скверна в клипе «Каждый день» налицо, позорная, унизительная.

Если посмотреть повнимательнее, то есть т. н. культура, которая вполне осмысленно провоцирует терроризм. И, кстати, не обязательно исламский.

Если после таких концертов дочь у отца пойдёт на панель, то могут найтись и отцы, которое захотят высказаться языком оружия.

И если мы будем объяснять терроризм только негодяйством, шизоидностью религиозных крайностей, то мы будем смотреть на картину крайне однобоко. И нас будут считать за слепых. А ведь аргументы у террора есть и очень для нас тяжелые. Если наши театры пропагандируют свинство, а мы этому аплодируем или позволяем это делать, то террористы спокойно объяснят своим сподвижникам, что их жертвы потеряли человеческое лицо, чем сагитируют новых убийц. А если показать массовость освинения, то террорист быстро почувствует себя героем- чистильщиком — а это сделать просто, показав, что самые грязные клипы набирают миллиарды (!) просмотров. И тогда можно объяснить свой террор ответом на эстетический террор. Это у нас в Уголовном кодексе нет понятия эстетического террора, а в обиходе, в общечеловеческом смысле ведь есть. Так что нам самим что-то нужно делать, чтобы не давать повода и оснований для террора.

Но нам кажется, что в провокациях есть и более глубокий расчёт. Фактически при помощи растлитель- ной попсы утверждается сам терроризм. Ведь если взять дуальную схему хорошо-плохо (плюс-минус), то если терроризм ненавидит гнусную эротопопсу, значит терроризм «хорошо». И обратный трюк: если терроризм «плохо», то значит эротопопса — «хорошо»! Интересный трюк. Может быть, теракты имеют обратный характер — утвердить как положительную «ценность» эротопопсы, которая «противостоит» терроризму?

Что означает политизация «Евровидения»?

Невиданный случай с Евровидением, когда демонстративно, в нарушение норм аполитичности, пренебрегая традицией плебисцита, была выдвинута теневым жюри песня некоей Джамалы на политическую тему, посвященную депортации крымских татар, песня, не отличившаяся главным — эстетическими признаками. Понятно, что если сильно стараться, то и ворону можно предпочесть соловью, но дело не в этом и нас волнует не эта часть происшедшего, а вызывающая политизация «Евровидения». Что это означает и какие инерции последуют?

1. Стало, наконец, ясно, что даже попсовое начало становится оружием. Если до этого оружием был «чистый» рок-н-ролл, всегда сторонившийся попсы именно в силу политизированности, то сейчас уже даже попса пошла по далеко неэстетической дороге.

«Евровидение» всегда было таковым, только незаметно. Сейчас это стало стандартом: «Евровидение» становится политическим зрелищем и форматом выяснения политических отношений.

2. Не только политическое раздражение масс с обеих сторон: как со стороны нападающей, так и со стороны обороняющейся, и политизация наименее устойчивых масс, в данном случае, русских и крымских татар.

Что последует? Политические поиски молодежи: а что там было в 1944 году? Миллионы молодых людей были просто не в курсе вопроса. Сейчас в курсе. И вот началось неуправляемое. В сети даже появился размышления вполне молодых людей, которые начали разбираться и приходить к неожиданным выводам. Например, такой. Молодой парень из Тюмени пишет: «Зачем татары возвращают нам Сталина? Я всегда плохо относился к диктатору, но когда нас кинули на «Евре», почитал про эту саму депортацию и прикинул: а чего петь, если в 44-м году, когда наши взяли Крым, обнаружили, что больше половины этих самых татар ушли немцам служить и отличились кровожадностью к нашим? А чего Сталину было с ними делать — в тылу у себя оставлять? Войска пошли вперед — а в тылу целая армия. И чего с ней делать? Так по закону военного времени и вышло. А чего пенять, если не надо было с нами воевать и нас предавать?»

То есть «Евровидение» спровоцировало неприятные, конфликтные брожения защищающейся стороны. А не значит ли это, что России придется писать симметричную песню?

Но тогда ясно, что и Украина будет готовить политический сингл. И что дальше? Схватка на сцене, перестающая в побоище?

Понятно, что политическая составляющая на «Евровидении» была всегда и борьбу никто не отменял. Если вы послушаете победителей с 1954 года, то удивитесь доминированию французского языка.

А с 1970-х годов произошла мягкая смена на английский с редкими национальными вкраплениями. Но это было неявно. По-тихому. Францию после де Голля отодвинули отовсюду, в том числе и с «Евровидения». Открытой же политизация была, когда ситуация становилась особенно остра. Например, самый известный политический демарш был в 1990 году, когда победил Кутуньо с лозунгом «Объединяйся, Европа!», но песня называлась «Insieme: 1992», «Вместе: 1992», — то есть с прогнозом, когда Европа станет единой — через год после крушения и СССР. Песня хорошая, гимновая, но у нас она на гастролях Кутуньо почти никогда не звучала.

Так что без иллюзий. Но важно отметить, что тогда не было контекста прямого политического противостояния. Сейчас он есть и это выводит политизацию на другой уровень.

3. Допустим, инерцию политизации удастся сбить и договориться. Но формула отрицания плебисцита тайным жюри осталась — это значит, что политизация никуда не девается, а только утончается и принимает формат обертонов. И это значит, что политизация станет более изощрённой. Она будет читаться даже там, где её и нет. Например, чем не политическая песня «Ватерлоо» АББА — между прочим, о политическом деятеле и военной битве спели. И если раньше видели в ней любовную песню с аллегориями, то сейчас, может быть, наоборот — под прикрытием любовности идёт пропаганда Наполеона и его последователей?

Ясно одно, что эстрада возвращается к открытой политической борьбе и становится одним из фронтов гибридной войны. У нас в этом случае два варианта: уйти от схватки и проиграть, либо принять вызов, создав рок-н-ролльные войска. Это как с родами войск: нет кораблей — проиграл море, нет ракеты — проиграл космос. Так и здесь — нет рок-н-ролла — проиграл в рок-атаках, идущих на полях нервных окончаний молодёжи.

Почвенный рок-н-ролл семьи Осмондов

Рок-н-ролл считался самым либеральным и анти- почвенным явлением в эстетике (если таковая имелась). Однако ещё в 1970 году австралийская семья Осмондов, которая стала знаменитой уже после первого, одноимённого, альбома, сделала вызывающий плакат на обложке пластинки — изображены братья Осмонды, стоящие по пояс в земле. Мы — люди почвы, вот что гласит плакат. Причем в этом альбоме «дали слово» и самому младшему — Донни, который с песней «Милый и невинный» вошёл в историю рок- музыки как самая младшая реальная популярнейшая в то время звезда-исполнитель. Это