– Воспоминания имеют свойство внезапно возвращаться, – поведал Дюран.

Собеседница наградила его долгим взглядом и покачала головой, будто сказав то ли себе, то ли ему: «И зачем я обсуждаю такие вещи с этим человеком?» И уже вслух заявила:

– Идиотизм!

– Что именно?

– Все! И особенно – ты!

– Почему ты так говоришь? – обиделся Джеффри.

– Вся твоя врачебная практика…

– Что с ней не так?

– Ты сказал, что у тебя два пациента.

Дюран замолчал.

– При этом, – продолжала Эйдриен, решив развить тему, – ты живешь в большой квартире в одном из прекраснейших районов Вашингтона.

– И что?

– Тебе этого мало? Как ты платишь за квартиру? – спросила она.

– Ну, для начала, я беру 85 долларов за час.

– И кого ты принимаешь? Двух пациентов? Как часто?

– Дважды в неделю каждого, – ответил он.

– Сколько выходит? Полторы тысячи в месяц?

Джефф нахмурился, почувствовал, что ему трудно дышать, и кивнул, не вполне доверяя своему голосу.

– Да ты за квартиру больше платишь! Что ты ешь?

Дюран поднялся на ноги. Прошелся по комнате, взял пульт и ткнул им в сторону в телевизора. Эйдриен наблюдала, как он переключает каналы: сериал про копов, какое-то кино, ток-шоу, информационная передача.

Чуть подождав, она выхватила пульт из его руки и выключила телевизор.

– Нельзя заработать на жизнь, имея двух пациентов, Док! Просто нельзя!

– Два пациента – нормально, – заверил ее Дюран. – Два пациента – прекрасно.

Эйдриен уставилась на него. Подобные слова он уже говорил, когда они ехали в полицейский участок на такси. Она склонилась к Дюрану и прошептала:

– Нельзя прожить, имея только двух пациентов.

– Разумеется, можно. Два пациента – нормально, просто прекрасно. – Но слова Эйдриен все-таки встревожили Джеффри. Он нахмурился, будто пытаясь выудить что-то из памяти, и тут же его лицо прояснилось, и напряжение спало. – А кроме того, у меня есть кое-какие деньги – родители были застрахованы.

Эйдриен подсела к нему на кровать и скептично сказала:

– Вот именно, твои родители.

Джефф посмотрел на нее:

– Я не понимаю тебя.

– Даже если это и правда, – пояснила собеседница, – два пациента – это не практика, согласись. Вот к чему я клоню: чем ты занимаешься все остальное время?

С возгласом негодования Дюран вскочил на ноги, прошел в другой конец комнаты и уставился в окно. Он долго смотрел на улицу, погрузившись в глубокую задумчивость, и никак не выражал своих мыслей. Эйдриен сидела и пристально смотрела на него. Наконец бедолага закрыл глаза и прислонился лбом к холодному стеклу. Он постоял так секунд десять – пятнадцать и, обернувшись к ней, проговорил с исполненной сожаления улыбкой:

– Два пациента – нормально. Два пациента – просто прекрасно.

Эйдриен не смогла спать в одной комнате с Дюраном. Хоть он и спас ей жизнь, с ним явно было что-то не в порядке. Припадки страха и механические ответы, темная история с надувательством и ложной фамилией… Одним словом, у него что-то не ладилось. Зная это, легко представить, как посреди ночи с этим добродушным и привлекательным человеком происходит какая-нибудь жуткая метаморфоза. Вопреки попыткам отогнать страшные мысли Эйдриен грезилось, как он превращается в Энтони Хопкинсаи беспрестанно бормочет свою коротенькую причудливую мантру о том, что два пациента – нормально…

Однако все складывалось так, что уйти ей тоже некуда. После всего случившегося в квартиру возвращаться нельзя – туда снова может кто-нибудь нагрянуть, а от полиции ждать помощи не приходится. Поэтому Эйдриен всю ночь просидела в кресле у окна. Она читала, дремала, просыпалась, вздрогнув, и незаметно для себя засыпала снова. Наконец на горизонте забрезжил рассвет…

Эйдриен поднялась на ноги, хлопнула в ладоши и стянула с Дюрана одеяло:

– Вставай! Нам пора.

– Что? – Он приподнялся на локте и, щурясь со сна, пытался разглядеть Эйдриен. – Который час?

– 6.30!

– Господи, – промычал психиатр и перевернулся на другой бок, натягивая одеяло на уши.

– Давай собирайся, – сказала девушка. – Хочу кое-что проверить у тебя в квартире.

Еще не вполне проснувшись, Дюран сел на кровати и протер глаза.

– Все-таки хочешь сходить?

Эйдриен пожала плечами:

– Да, думаю, это безопасно: там совсем недавно была полиция. Я хочу залезть в твой компьютер.

Джеффри кивнул в полусне, затем свесил ноги с кровати и пригладил волосы.

– Сейчас, только оденусь.

– Я всю ночь голову ломала, – сказала Эйдриен. – Мне интересно, а откуда убийцы узнали, что мы с Бониллой к тебе собираемся?

Джефф крякнул и принялся натягивать носки.

– Н-да… И что же ты надумала?

– Или они прослушивают твой телефон, или ты сам им сообщил.

Собеседник нахмурился:

– Я ничего никому не говорил. – Он зевнул, тряхнул головой и поморгал, прогоняя остатки сна.

– Ты сказал, что один из них тебе вроде бы знаком, – напомнила Эйдриен.

– Ну разве что мимоходом. Может, на улице где-то видел, и только.

– Но…

– А с чего вдруг кому-то понадобилось прослушивать мой телефон? – в свою очередь, поинтересовался Джефф.

Эйдриен посмотрела ему в глаза:

– Хочешь правду?

Тот озадаченно кивнул:

– Ну да.

– Потому что с тобой что-то происходит.

Дюран нахмурился:

– О чем это ты?

– Не знаю, – ответила она.

После некоторого раздумья психиатр проговорил:

– Знаешь, может, ты и права. А с другой стороны – может, и нет.

– Что-то я не понимаю.

– Вспомни, ведь убить хотели тебя. И как раз в твоей квартире все перерыли. Поэтому не исключено, что прослушивается как раз твой телефон.

Эйдриен задумалась. В его словах определенно заключался смысл, но она все же отвергла это предположение.

– Лучше поверь мне на слово, – отрезала девушка, – причина в тебе!

Из Спрингфилда до станции «Кливленд-Парк» доехали на метро. Вышли в двух шагах от «Старбакса», откуда до Башен рукой подать – минут пять пешком.

Дюран воспользовался своим ключом, открыл парадную дверь, и они оказались в фойе, которое представляло собой просторный, выложенный мрамором зал. С потолка свисал огромный канделябр, ансамбль со вкусом подобранных диванчиков удачно гармонировал с цветом стен, где были развешаны черно-белые фотографии в рамах с видами Вашингтона прошлых лет. Столик консьержки в это время почему-то пустовал.