– С кем, к примеру?

– С Банни Кауфман, – ответил он без колебаний. – И с Адамом Бауманом.

– Они твои друзья?

Дюран просветлел:

– Да!

Эйдриен колебалась: поверить – не поверить?

– Ну, скажем так, друзья, – повторил он. – В основном просто те, с кем здороваешься в дверях. А с Адамом мы играли в одной баскетбольной команде.

– И они тебя узнали?

Тот кивнул:

– Вроде бы.

Она посмотрела на него, как на ребенка:

– Вроде бы?

Дюран удрученно вздохнул:

– Вообще-то не думаю, что на улице они бы отличили меня от тюка соломы.

Собеседница округлила глаза и улыбнулась:

– Что ж, хотя бы честно.

Джеффри вконец запутался – растерянность читалась на его лице.

– Со мной что-то не так, – признался он. – Я чувствую, только не могу понять – что.

Эйдриен удивилась неожиданной искренности собеседника. Впрочем, насколько она знала по паре дел, где выступала в роли присяжной, многие социопаты превосходно манипулируют людьми. Может, именно так и надо воспринимать Дюрана: как потенциально опасного клиента, чья невиновность очень сомнительна.

– Я бы с радостью тебе поверила, – призналась девушка, – только во всем этом слишком много «но».

– Например?

Эйдриен заглянула в блокнот:

– Карты пациентов.

– Что с ними?

– Их нет.

Дюран покачал головой:

– Просто недоразумение.

– Недоразумение? Тут речи не может идти о недоразумении, в папке было пусто – одна фотография, и все.

– Да, но твой друг… Он ворвался в кабинет, точно Грязный Гарри, полицейский-мститель без тормозов. Наверное, большая часть содержимого до сих пор на столе лежит. Вероятно, я работал с файлом, когда вы пришли.

Эйдриен посмотрела на него не без доли скепсиса.

– Давай проверим, – предложил Дюран. – Сходим туда. Не сегодня, конечно, а как-нибудь позже. К тому же в основном я вел записи на компьютере, так что вся информация о пациентах – в базе данных. И ты могла бы, я думаю, запросить в судебном порядке кассеты.

– Какие кассеты?

– Мы с твоей сестрой встречались дважды в неделю, – объяснил Дюран. – Каждый сеанс записывался на пленку – для страховой компании.

– Какой именно?

– «Совместное страхование граждан», их офис в Нью-Йорке. – Он замолчал и открыл баночку кока-колы. – А теперь расскажи ты что-нибудь. Для разнообразия.

Эйдриен озадаченно посмотрела на собеседника:

– Что, например?

Тот пожал плечами:

– Не знаю.

Она на миг задумалась и проговорила:

– У Никки было оружие.

Дюран поинтересовался:

– Какое?

– Винтовка.

Настала его очередь удивиться:

– Зачем ей понадобилась винтовка?

– Не знаю.

– Может, Нико собирала антиквариат? – предположил Джеффри.

Собеседница покачала головой:

– Это новая винтовка с телескопическим прицелом и глушителем.

– Не может быть!

– Кроме шуток, – ответила Эйдриен.

Дюран притих.

– О чем задумался?

– Просто пришло в голову: Никки страдала диссоциативным расстройством, которое обычно возникает после посттравматического шока.

– И что? – В глазах Эйдриен загорелся недобрый огонек. Она заподозрила, к чему клонил Дюран, и беседа приобретала очень неприятный оттенок.

– Может, она хотела кому-нибудь отомстить?

– За что? – спросила Эйдриен, и в ее голосе прозвучали неумолимые нотки.

– За то, что с ней сделали.

– А что, по-твоему, с ней сделали?

– Я знаю, что тебе неприятен этот разговор, но у меня есть все основания подозревать, что твоя сестра на протяжении долгого времени подвергалась насилию на сексуальной почве.

– Ну, началось.

– И делали это ваши приемные родители.

– Чушь.

– Нет, не чушь. И твоя реакция – лишнее тому подтверждение. Это типичная картина: когда один ребенок в семье готов восстать против унижения, другой упорно делает вид, что все прекрасно. Один – обвинитель, другой – защитник.

– Ничего не было. Ты сам подумай, какая нелепость: люди в капюшонах.

Собеседник пожал плечами:

– Твоя сестра рассказала массу подробностей. Иногда совсем юные жертвы даже не подозревают, что над ними совершается насилие. Даже не понимают того, что оно носит сексуальный характер. Ты могла что-то запомнить, но в твоем словаре нет слов, чтобы увидеть произошедшее так, как увидела это Никки.

Эйдриен покачала головой:

– Ты заблуждаешься, Док.

– Никки подробно обо всем рассказывала: вы с Марленой и Деком жили в Бьюмонте, в Южной Каролине, – пересказывал Дюран, – в доме, который назывался «Эгмонт». Белый дом с облупившейся краской, а перед ним росли дубы. – Он склонил набок голову и посмотрел на собеседницу: – Все верно?

Та улыбнулась:

– Ни единого слова правды. Во-первых, мы никогда не жили в Южной Каролине, а уж тем более в доме с именем. Мы ютились в небольшом кирпичном домике на ферме в Дентоне, в Делавэре. И там не росли дубы.

– А сестра Розанна?

– У нас никогда не было сестры Розанны, – продолжала Эйдриен. – Только мы двое: Никки и я.

Джефф вздохнул, встал с кровати и подошел к окну, посмотрел на огни автостоянки и повернулся к Эйдриен:

– В любом случае я не твой психотерапевт. Да это и не важно.

– Что не важно?

– Я хотел сказать, что, может быть, не имеет особого значения – правда это или нет. Главное, что в эту историю верила твоя сестра. Тогда легко объяснить, зачем ей понадобилась винтовка.

Эйдриен задумалась:

– Тут ты, пожалуй, прав. Только вот…

– Что? – спросил Дюран.

– Что за люди напали на нас у тебя дома, и зачем им понадобилось меня убивать?

Тот покачал головой:

– Не знаю. Но если Никки говорила правду, тогда ты – лишняя свидетельница…

– Конечно. Только все происходило много лет назад, и я ничего не помню.

– Может, только пока.

– Никогда. Потому что этого не было!