Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чем же мне помочь вам, Холмс?
Мы добрались наконец до нашего жилища, хотя его дверь была едва различима во мраке.
— Ничем, мой дорогой. Думаю, действовать надо мне. Поверьте, я не буду сидеть сложа руки.
В тот вечер Холмс растянулся в кресле, уперев подбородок в колени и неотрывно глядя на листок бумаги с рядами цифр, присланный Потрошителем в портсигаре. Больше часа мой друг не менял позы, сидя с полузакрытыми глазами, одинокий и неподвижный, как оракул, то и дело набивая трубку крепким табаком. В конце концов я отправился в постель, чтобы поразмышлять о предстоящих нам испытаниях.
На следующее утро я обнаружил под масленкой на обеденном столе послание, написанное четким почерком Холмса.
Мой дорогой Уотсон!
Возможно, мои изыскания не позволят мне какое-то время вернуться на Бейкер-стрит. Вы поймете, что дело очень важное, а расследование в Ист-Энде носит такой характер, что его гораздо эффективнее проводить в одиночку. Умоляю вас, не беспокойтесь и не забредайте далеко от дома: Лондон имеет свою отталкивающую сторону. Возможно, очень скоро мне понадобится ваша помощь. Пишите мне на адрес почтового отделения Уайтчепела до востребования, Джеку Эскотту.
Ш. Х.
P. S. Поскольку мое новое расследование приняло весьма опасный оборот, сообщаю, что направил к вам мисс Монк, дабы она получила причитающиеся ей деньги.
Вряд ли стоит объяснять, что этот постскриптум явно противоречил увещеваниям Холмса не тревожиться о его безопасности. Я согласился, что ему удастся с большей пользой работать в одиночестве, как это не раз случалось и раньше, но в голову лезли непрошеные мысли, что опасностей будет слишком много для одного человека, даже для такого, как Шерлок Холмс.
Миссис Хадсон просунула голову в дверной проем:
— Доктор Уотсон, к вам мисс Монк.
Выразительное лицо нашей помощницы казалось озабоченным. Она стянула с рук новые перчатки и положила их в карман.
— Здравствуйте, мисс Монк.
— Миссис Хадсон предложила чаю, но для меня это не совсем привычное время. Она такая милая.
— Сядьте, пожалуйста. Я рад вас видеть, принимая во внимание…
— …тот факт, что я уволена? — спросила девушка, улыбнувшись.
— Господи, конечно нет!
Я передал ей записку, и ее глаза, обращенные ко мне, загорелись тревогой.
— Что он собрался делать в одиночку?
— Пожалуй, Шерлок Холмс — самый одинокий человек, который встречался мне в странствиях по трем континентам. Боюсь, я не лучше вашего представляю, чем он сейчас занят.
Кусая губы, Мэри Энн подошла к почти угасшему огню и воинственно пошуровала кочергой угли.
— Утром, еще до завтрака, мне пришла от него телеграмма. Я не собираюсь получать деньги за то, что провожу время в пабах, болтая с пьяными девицами, — объявила она, распрямившись. — Что мы будем теперь делать?
— В прошлый раз это времяпрепровождение дало весьма интригующие результаты.
— Это был подарок судьбы, но колодец иссяк. Вроде бы я уже напала на след, но все речи мисс Лэйси сводились к тому, что Тесак способен перемещаться подобно электричеству. Бедняжка, как видно, находилась под воздействием опия… Ничего не придумали?
— Мисс Монк, я давно свыкся с мыслью, что большая часть того, что нам непонятно, для Холмса ясна как день. Было бы крайне глупо совершать какие-то опрометчивые поступки.
— Будь я проклята, если мы бессильны хоть что-нибудь сделать! Пусть даже это будет патрулирование улиц в полосатых нарукавных повязках.
— Что ж, — задумчиво сказал я, — Холмсу, несомненно, пойдет на пользу, если репутация Лесли Тавистока будет подмочена.
— Вы про этого писаку? С радостью увидела бы грязь на его лице.
Мэри Энн вскочила с места и сделала круг по ковру. Ее покрытый веснушками лоб напрягся от раздумий.
— Мисс Монк?
— Ему трудно будет отмыться. Если только это сработает…
— Мэри Энн, о чем вы?
— Доктор, ведь мы очень поможем мистеру Холмсу, если обнаружим, где Тависток добывает свои небылицы?
— Полагаю, что да.
— Я сумею это сделать.
— Что у вас в голове?
— Мне не хочется говорить заранее: а вдруг все сорвется? Но если выйдет как надо, будет здорово! Придется пойти на риск, но если это ему удастся… — Она остановилась, чтобы перевести дыхание. — Вот что я вам скажу: принесу эту штуку сюда, и вы сами все решите.
Юная особа вытащила из кармана черные перчатки и помахала ими на прощание.
— Моя дорогая мисс Монк, я категорически запрещаю вам идти на риск! — выкрикнул я.
Бесполезно. Через мгновение Мэри Энн была уже на середине лестницы. Я услышал, как она извиняется перед миссис Хадсон за то, что отказалась выпить чаю. Потом мисс Монк выпорхнула в туман, как веселая мелодия.
Так получилось, что я вновь увидел мисс Монк только во вторник, 30 октября, и все это время душу мне терзало отсутствие хоть каких-нибудь вестей от Холмса. По словам Лестрейда, люди из Скотланд-Ярда были обескуражены. Они ничего не могли поделать с циркулировавшими по Уайтчепелу слухами о сумасшедших резниках[28]и безумных докторах. Мало того что полицейских бранили на каждом углу за неспособность схватить Потрошителя, так теперь на них еще взвалили бремя охраны пышной ежегодной процессии лорда-мэра, назначенной на пятницу, 9 ноября. Это мероприятие требовало больших сил полиции.
Легко себе представить, что уайтчепелская проблема не давала мне покоя, не говоря уже о тревожащем отсутствии Холмса. Я проводил день за днем, пытаясь как-то унять беспокойство, стараясь не удаляться слишком далеко от Бейкер-стрит, на случай если события достигнут критической точки. Чтение не развлекало, атмосфера клуба казалась затхлой и унылой. В ночь на вторник я никак не мог заснуть и решил проигнорировать запрет моего друга описывать дело, названное мною «Приключения третьей свечи». Я решил, что мне не повредит бокал кларета, и тут услышал настойчивый звон дверного колокольчика.
Зная, что миссис Хадсон давно легла спать, я поспешил вниз по лестнице полностью одетый — ведь желания ложиться в постель у меня даже не возникало. Открыв дверь я, к своему величайшему удивлению, обнаружил мисс Монк и Стивена Данлеви.
— Простите, что беспокоим вас в столь поздний час, доктор, но мисс Монк сочла, что дело не терпит отлагательства, — сказал журналист.
— Рад вас видеть. Во всяком случае, мисс Монк я ожидаю давно.