— Господи, — в ужасе пробормотал ее отец, — если бы я знал, что ты находишься на этом острове, я бы никогда не позволил им открыть огонь. Но полковник Хью — он командует батальоном наших солдат — убедил меня, что ты была убита пиратами, так как они не потребовали выкупа. Я решил, что тебя нет в живых, Кэти.

— Ах, папа, — сказала Кэти, глаза которой наполнились слезами при мысли о том, что пришлось пережить ее отцу. — Джон не просил выкупа потому, что он хотел, чтобы я оставалась с ним. Пока я была с ним, мне ничто не угрожало, — тут она слабо улыбнулась, — по крайней мере, до сегодняшнего утра.

— М-да. — Сэр Томас прочистил горло. — Марта наверняка упаковала кое-что из твоей одежды вместе с моими вещами. Она была уверена, что это тебе понадобится. Я распоряжусь, чтобы кто — нибудь их принес, и займусь приготовлениями к твоему бракосочетанию. Оно состоится прямо сегодня, если ты не возражаешь.

— Как скажешь, папа, — Кэти улыбнулась и порывисто чмокнула его в щеку. Сэр Томас легонько прижал ее к своей груди, а затем опустил руки, повернулся и быстро вышел из каюты. Кэти показалось, что в его глазах блестели слезы.

Оставшись одна, Кэти ощутила, как внутри нее нарастает чувство вины за то, что она вместе с отцом силой подталкивала Джона к женитьбе, которой он не желал. Известие о ребенке подействовало на него как ушат холодной воды. Вряд ли он придет в восторг, узнав, что ему предстоит стать не только отцом, но и мужем. Ее отец был уверен, что Джон ее не любит и вообще не способен на такие чувства. Что ж, может быть. Может быть, и она не любит его. Может быть, любви вообще нет на свете. Однако они сообща произвели на свет новую жизнь, и теперь их собственные чувства должны отступить на второй план перед ответственностью за будущего ребенка.

В дверь каюты негромко постучали, и, прежде чем крикнуть «войдите», Кэти торопливо провела рукой по своим растрепанным волосам.

— Мэйсон! — радостно воскликнула она, увидев на пороге камердинера, служившего у ее отца многие годы.

— Миледи, — Мэйсон позволил себе улыбнуться. — Я рад снова вас видеть, миледи. С тех пор как нам сообщили, что вас взяли в плен пираты, сэр Томас был сам не свой, если можно так выразиться. Он думал, что вы погибли, миледи, и так горевал — да мы все горевали.

— Я знаю, Мэйсон, — Кэти с ностальгической симпатией рассматривала безукоризненно одетого сухопарого человека. Мэйсон был такой же неотъемлемой частью ее детства, как ее отец или Марта.

— Сундук сэра Томаса сейчас принесут, миледи. Если вам надо помочь поправить прическу или если ваш туалет требует моего внимания, — пожалуйста, я всецело к вашим услугам. Сэр Томас сказал мне, что вы сегодня выходите замуж. Позвольте передать вам мои наилучшие пожелания, миледи.

— Спасибо, Мэйсон, — Кэти была тронута его чопорной речью. Предложение Мэйсона стать на время ее горничной было равносильно тому, что она сама предложила бы кому-нибудь вымыть полы. — Пожалуй, тебе и в самом деле надо уложить мои волосы. Я до сих пор делаю это не очень ловко.

— Еще бы, миледи, — фыркнул Мэйсон, явно шокированный мыслью о том, что до сих пор ей самой приходилось возиться с расческой и шпильками. Он откликнулся на стук в дверь и забрал у стоящего в коридоре матроса сундук, не позволив ему увидеть Кэти даже краешком глаза. Кэти улыбнулась. Она отвыкла от такой церемонной опеки, но понимала, что ее возвращение к законной роли высокорожденной леди будет сопряжено с соблюдением многих условностей, о существовании которых она успела забыть.

Еще раз с улыбкой поблагодарив Мэйсона, Кэти отпустила его и принялась разбирать отцовский сундук. Марта упаковала в сундук четыре платья, необходимое белье, шпильки и прочие принадлежности, без которых ни одна леди не могла себя почитать прилично одетой. Ее вещи занимали добрую половину сундука сэра Томаса. Кэти с улыбкой подумала, что Мэйсону это наверняка пришлось не по нраву. Мэйсон всегда старался блюсти гардероб сэра Томаса на высоте, подобающей его положению, и если он согласился пожертвовать часть драгоценного багажа своего хозяина ради ее платьев, значит, ее судьба волновала всех еще сильнее, чем она могла себе представить. Кэти была тронута этим маленьким свидетельством преданности глубже любых громких слов.

«В одном из этих платьев я пойду под венец», — так размышляла Кэти, разбирая свои наряды. Все они были красивыми и богато украшенными, но Кэти всегда представляла свое венчание в белом атласе, с кружевной фатой и букетиком флердоранжа. Кэти с сожалением вздохнула и остановилась на шелковом платье цвета спелого персика, окаймленном целым ворохом венских кружев. Марта предусмотрительно положила в сундук подходящие по цвету туфельки

и ее любимое ожерелье из жемчуга вместе с серьгами. Кэти решила, что вкупе с элегантной прической она будет выглядеть потрясающе. Она позвала Мэйсона и попросила его выгладить платье. Мэйсон удалился, а Кэти одну за другой натянула на себя три обязательные нижние юбки, и, как смогла, зашнуровала корсет, мрачно поздравляя себя с тем, что от природы она имеет тонкую талию. Вообразить Мэйсона, помогающего зашнуровать ей корсет, было выше сил Кэти.

Когда Мэйсон вернулся с отутюженным персиковым платьем, она велела ему подождать за дверью, а сама быстро облачилась в свой свадебный наряд. Впервые за последние несколько месяцев одетая должным образом, она впустила Мэйсона в каюту, чтобы он занялся ее прической. Мэйсон удивительно ловко обращался с гребешками и многочисленными шпильками, и его мастерство вызвало добродушное подтрунивание Кэти. Храня чопорное молчание, он уложил ее волосы в элегантный греческий узел и наконец передал ей маленькое ручное зеркальце, и Кэти критически осмотрела свое отражение, оставшись довольной.

Мэйсон пошел сообщить сэру Томасу, что его дочь готова к венчанию. В ожидании отца Кэти с трудом заставляла себя усидеть на месте. Внезапно ей стало жаль, что она не может провести некоторое время наедине с Джоном, прежде чем официальный обряд окончательно скрепит их узами брака. Что, если он не захочет быть ее мужем? Но что она могла сделать? Все зашло слишком далеко, и ни у Джона, ни у нее самой не было другого выхода. Во всяком случае, Кэти не собиралась отступать назад и — в глубине души — не хотела этого.

Присоединившись к ней, сэр Томас уверил свою дочь, что все необходимые приготовления уже сделаны. Церемонию проведет капитан «Леди Честер» Уинслоу, а единственными свидетелями будут Мэйсон и сам сэр Томас. Кроме капитана Уинслоу, никто вне семьи не узнает ненужных подробностей ее торопливого брака. Сэр Томас предостерег, что если бы стало известно, что ее новый муж некогда был пиратом, то вся респектабельность замужества сразу же пошла бы прахом.

Вдруг, к вящему удивлению Кэти, дверь в каюту отворилась без всякого стука. Сэр Томас грозно нахмурился, увидя такое небывалое нарушение этикета со стороны двух матросов, но Кэти, сразу забыв обо всем на свете, впилась глазами в человека, которого они конвоировали. Его лицо было покрыто синяками и закопчено сажей и порохом. Он был одет в грязные лохмотья и, лишь скользнув взглядом по ее изысканному платью, странно сверкнул глазами. Стражники грубо толкнули его вперед, и только теперь Кэти заметила тяжелые цепи, которые обвивали его запястья и щиколотки.