Третья – самая большая. В ней лежат наконечники стрел. Как явствует из описания, это предназначено лично для меня. Металл этих наконечников обладает теми же свойствами, что и металл Рунного клинка. В особой приписке меня предупреждают, что пользоваться ими могу только я. В чужих руках такая вещь может принести вред прежде всего самому неразумному стрелку.

Больше в ящике ничего нет. Понятно, почему он такой тяжелый. Он фактически весь набит металлом.

Оставляю крышку ящика открытой, только прикрываю внутреннее отделение той же тканью. Встаю. Сна ни в одном глазу. Да и сколько его осталось – времени на сон? И жрать охота, как будто неделю не ел. Спускаюсь вниз по лестнице. Ходящий по площадке часовой оборачивается на звук шагов. Вытягивается в строевой стойке и молча провожает меня глазами. Чегой-то он так сегодня? Вроде уж не первый день мимо них хожу, никогда так раньше не тянулись.

Во дворе замка пусто. Только на стенах маячат одинокие часовые. Поднимаюсь по лестнице на стену и усаживаюсь на парапет. Внизу под стенами еще лениво ползут клочья утреннего тумана. Сонно перекликаются в лесу какие-то ранние пташки. Тихо. Даже не верится в то, что в такое утро кому-то может быть охота устраивать гадости ближнему своему.

Снизу слышен звук шагов. Кто-то поднимается по лестнице. Скашиваю взгляд в ту сторону. Лексли. Видно, что Кот тоже недавно встал. Его глаза еще слегка заспанные.

– Ты-то чего вскочил, ранняя пташка? – ворчливо говорю я ему. – Врагов у стен замка нет, внутри тоже вроде бы всех повывели. Что не спать-то?

Кот не отвечает. Внимательно разглядывает меня и спрашивает:

– С тобой все в порядке, Сандр?

– Рога пока еще вроде не выросли. А что тебе не нравится в моем виде?

Вместо ответа Кот берет меня за рукав и подводит к стоящей около лестницы бочке с водой.

– Посмотри сам.

Смотрю в бочку. На фоне светлеющего небо явственно видна моя недовольная морда. Глаза воспаленные. Но здесь как раз ничего удивительного нет: попробуй, просиди всю ночь при свечах! А что еще там Кот углядел?

Вот оно... Смотрю на себя и не узнаю: виски совершенно белые. Ни фига себе! Это что – результат прочтения послания из прошлого? Хорошо, что здесь только одна такая посылка. Представляю, что было бы со мной, если бы эдакие подарки приносили ежедневно.

Оборачиваюсь к Лексли:

– Ну да. Ящик я открыл. То, что ты видишь, – результат данной процедуры. А ты думал, все так легко с рук сошло?

– Нет, конечно. Но чтобы вот настолько... Откровенно говоря – не ожидал.

– Да уж... А как я теперь Мирне все это объясню?

Кстати говоря, надо будет подумать еще и над тем, как ей объяснить все остальное. Новостей за сегодняшнюю ночь я огреб изрядно. Теперь надо хорошенько подумать, кому и сколь подробно это сообщать.

Да, касательно новостей...

Лезу в карман и вытаскиваю оттуда кольцо. Из соседнего кармана еще одно. Протягиваю их Коту.

– Держи.

Он с сомнением их разглядывает.

– Так я вроде бы не женщина. Солдату на службе украшения не к лицу. Был бы я сейчас на отдыхе – другое дело, девушки такие вещи уважают.

Рассматриваю кольца при дневном свете. Они покрыты тонким узором. Причудливые линии завиваются по их поверхности, сплетаясь в странные фигуры. Мне кажется, что в моих ушах начинает звучать какая-то тихая мелодия.

– Это не обычные украшения, Лексли. То кольцо, что пошире, защищает носящего от любой враждебной магии. А второе – нагревается, когда рядом с тобой находится адепт ордена Молчащих братьев.

– Надо же! – он с интересом крутит в руках кольца. – Полезная штучка! И много у тебя таких колечек?

– Хватит, чтобы дать каждому, кто сейчас находится в замке.

– Ну, каждому-то, наверное, не нужно...

– Я и не имею в виду слуг. Но монахам дать совершенно необходимо.

Кот кивает головой. Со спецмонахами Коты сошлись на удивление быстро, и уже на второй день знакомства я застал их за совместной тренировкой. Пришлось и мне показать некоторые штучки. Ребят-то я этому делу уже обучал, а вот монахам это было внове. Поэтому после окончания тренировки брат Рон насел на меня, требуя изложить все подобные премудрости на бумаге. Насилу я отбоярился от немедленного бумагомарания, пообещав непременно сделать это в будущем. Но хитрый монах, поймав меня за язык, пообещал прислать своего писаря: «Полчаса в день, милорд! Это не будет вам в тягость». Пришлось согласиться. Единственное, что мне удалось выторговать, – так это недельную отсрочку.

Вместе с Котом мы спускаемся со стены. Замок понемногу просыпается. На улице видны спешащие по своим делам слуги. Чуть в стороне протопала сапогами очередная смена караула.

– Перекусим? – поворачивается ко мне Лексли.

– Отчего бы и нет? Пойдем тогда уж на общую кухню: пока там еще наш повар проснется. Дежурная смена пошла на посты. Стало быть, еда на кухне есть.

В просторном помещении трапезной царил полумрак. Только над столами висели светильники, а углы комнаты скрывались в полутьме. Проходящий через узкие окошки свет еще был слишком слаб, чтобы ее разогнать. Подхватываю по пути со стола кувшин с молоком, а Лексли, поймав за подол пробегающую служанку, озадачивает ее насчет завтрака. Садимся за стол и ждем, пока нам принесут поесть.

– В этом сундуке, кроме колечек, ничего полезного больше не было? – спрашивает Кот.

– Было. Хотя мне сейчас трудно оценить степень полезности этого документа. Все-таки со времени его написания прошло сто пятьдесят лет. Многое уже изменилось.

– Например?

– Молчащие сейчас употребляют дурманящее зелье. В письме об этом ничего не сказано.

Лексли задумчиво кивает.

– Да, за это время многое могло пойти не так. Но ты ведь не от этого поседел?

– Да, там хватало таких сведений, от которых не то что поседеть – позеленеть можно.

Коротко, не вдаваясь в подробности, рассказываю ему ту часть письма, которая касается лично меня. Секретничать перед ним я не вижу смысла. Коты единственные, кто стоял со мной рядом почти с самого начала. И если уж я не могу доверять Лексли и его ребятам, то на кого вообще можно положиться в этом мире?

Выслушав меня, Кот долго молчит.

Шустрая девчонка приносит нам по миске горячей каши с мясом, кладет на стол нарезанный хлеб. После чего быстро убегает – в комнату входят проснувшиеся солдаты и рассаживаются за столами.

– Да... – говорит сержант. – Даже и не знаю, что тебе сразу сказать. Я так понимаю, что ты прочитал свой смертный приговор? И как ты считаешь, много ли тебе еще осталось?

Расстегиваю на груди куртку и, приподняв рубаху, поворачиваюсь к свету. Клинок на моей груди явственно виден до половины.