— Караул! Убивают! — завопил сбитенщик и бросился наутек.

Стиснув дуло пистолета в руке, «монах» приближался ко мне. Всполохи света от костра пробежали по его лицу. Оно ничего не выражало, никаких чувств, ни злобы, ни досады, убийца просто с тупою настойчивостью намеревался размозжить мне голову рукоятью пистолета.

Я подпустил его поближе и, схватив за ремень сумку сбитенщика, обрушил ее на голову нападающего. Тот не ожидал, что удар получится столь мощным, иначе увернулся бы, а не ограничился попыткой отмахнуться. Убийца потерял равновесие и вновь повалился в грязь. К сожалению, и я не устоял на ногах и рухнул на противника сверху.

К счастью, сумку я не выпустил и размахнулся еще раз — две бутыли со сбитнем выскользнули в лицо «монаху». Тот мотнул головой, одновременно отбив сосуды рукою, повернулся лицом ко мне, глаза сверкнули яростью, а из сумки в лицо ему посыпались горячие угли, которыми добросовестный сбитенщик согревал напитки.

Убийца взвыл, выгнул спину и ударом наотмашь сбросил меня. Я растянулся в грязной жиже и рукой — слава тебе, Господи! — нащупал шпагу. Я перевернулся на спину, вскинул руку и пронзил грудь ринувшегося на меня «монаха».

Он обмяк и навалился на меня. Глаза его подернулись пеленой, на губах появились кровавые пузыри. Я лежал на спине, грязная жижа пропитала одежду и отвратительно холодила тело.

Мертвец откатился в сторону. Отставной штабс-капитан подал мне руку и рывком поставил на ноги.

— Ты жив! — обрадовался я. — Я боялся, что он попал в тебя!

— Жив, жив! — закричал Яков. — Ну ты герой! Раз-два — и готово! Я только из кареты выбраться успел, а ты с ним уже разделался!

— Господа! Господа! Что здесь произошло?!

Мы повернулись на крик — к нам спешил Сергей Михайлович Мартемьянов.

Квартальный надзиратель застал меня в теплом шлафроке за чашкой чая с малиной.

— Поручик Жмых из Тверской полицейской части, — представился он.

— Граф Воленский Андрей Васильевич, — ответил я.

— О господи! — воскликнул он. — Правильно ли я понимаю — вы, милостивый государь, тот самый чиновник по особым поручениям, что вели в Москве тайное расследование?

— Именно, собственной персоной, — кивнул я, мысленно поблагодарив графа Строганова за эту легенду.

— Вокруг вас чересчур много убийств, — посетовал полицейский поручик.

— Я старался предотвратить их, в этом и заключалась моя миссия… А теперь и сам превратился в мишень…

— Я приставлю к вам охрану, — пообещал поручик Жмых.

— Не стоит, — отмахнулся я. — Не думаю, что злодеи осмелятся повторить нападение. Уж точно не сегодня. А завтра… завтра будет завтра.

Я бросил многозначительный взгляд на Якова Репу. Он с пониманием кивнул в ответ.

— Как вам будет угодно. — Поручик Жмых поднял ладони. — Попрошу вас рассказать во всех подробностях, что произошло.

Пришлось повторить историю, которую до прихода полицейского я успел поведать Сергею Михайловичу. Поручик Жмых слушал внимательно и, судя по тому, насколько он активно морщил лоб, старательно запоминал. С еще большим усердием за рассказом следил Яков — даром что второй раз. Он с наивностью ребенка смаковал подробности моих геройств, несмотря на то что сам был непосредственным участником событий.

Конечно же о том, кто подослал ко мне убийцу, поручику Жмыху я ничего сказал.

— Нужно немедленно ехать к графу Строганову, — заявил я, когда квартальный надзиратель покинул дом.

— И не думайте! — воскликнул Мартемьянов. — До утра никуда вас больше не отпущу!

— Сергей Михайлович прав, — поддержал хозяина Яков. — Уже поздно…

Не обращая внимания на присутствие Мартемьянова, я взял отставного штабс-капитана под руку, отвел в сторону и прошептал:

— Балк выдал себя с головой. Нужно немедленно арестовать его!

— Не горячись, дружище, не горячись. У тебя все еще нет доказательств, только догадки, — покачал головой Яков.

— Не могла же Алессандрина подослать убийцу! А Балк знал, что мы поедем к Мартемьяновым!

— Он придумает, как оправдаться, — настаивал на своем Яков. — Скажет, что сообщники графини проследили за нами!

— Послушайте, у меня найдется для вас отдельная спальная, — раздался голос Сергея Михайловича.

— До утра осталось совсем немного времени, — умоляюще добавил Яков.

— Ладно, будь по-вашему, — сдался я.

Я промучился оставшуюся половину ночи, проклиная Якова за то, что поддался на его уговоры, и чувствуя неизгладимую вину перед Алессандриной. Потом захотелось пить, и я отправился на первый этаж.

В гостиной я нашел графин с водой и глотнул прямо из горлышка. Неожиданно донесся шум из сеней — видимо, слуги впустили кого-то в дом. Я насторожился и с ужасом узнал знакомый голос… Майор Балк приказал челяди никого не беспокоить!

Послышались шаги: он явно направлялся в гостиную, где замер от ужаса я. Злодей был не человеком, а машиной для убийств, с бездушной настойчивостью выполнявшей свою работу. Он не погнушался и пришел лично сделать то, с чем не справились его клевреты. Он шел во всеоружии, готовый убивать, а я стоял посреди гостиной, беззащитный, в чужой ночной рубашке.

Паника охватила меня. Оцепенев, я потерял несколько драгоценных мгновений. Шаги майора приближались, и я побежал на цыпочках прочь, в соседнее помещение — судя по едва различимым в темноте ломберным столикам, это был кабинет для карточных игр. Прислушавшись, я различил, как майор, не останавливаясь, пересекает гостиную и вновь приближается ко мне.

Я побежал в следующую комнату. Перед глазами вставали картины недавних убийств: вот академик Холмогоров лежит на полу, заколотый кинжалом, вот Петруша Рябченко с разодранным горлом и зарезанный почтовый комиссар, вот фон Штейниц падает с выбитым пулей глазом.

Господи, неужели и мне суждено пополнить злосчастный список?!

Я остановился и прислушался: шаги вновь настигали. Мелькнула мысль, что, если помчусь быстрее, смогу обежать по кругу всю анфиладу комнат и напасть на Балка сзади! Но вместо этого я прокрался на цыпочках в следующую комнату — большой зал с камином и тремя окнами, выходившими на задний двор.

Майор Балк шел следом размеренным шагом. Я бросился к камину, опустился на колени и притаился за невысокой ширмой.

Слабый свет падал в зал через высокие окна, и все помещение хорошо просматривалось из моего укрытия. Я нащупал кочергу и снял ее с подставки. Когда Балк войдет, его силуэт окажется хорошо различим, я выскочу и оглушу убийцу.

Я прислушался и… ничего не услышал. Кажется, этот человек обладал звериным чутьем. Только что он двигался неодолимой, уверенной поступью, а теперь затаился, почувствовав засаду. Я впился глазами в дверной проем, откуда должен был появиться противник, сердце бешено колотилось, я едва сдерживался, чтобы не броситься наутек.