«Я же в больнице, а не на светском приеме!» – напомнила себе Марта.

Но все равно контраст был невероятным.

Марта шла сквозь толпу к лестнице и чувствовала, что все тоже смотрят на нее. Оборачиваются, разглядывают – кто с неприязнью, кто с удивлением, мужчины пытаются заговорить, привлечь внимание…

Марта своей красотой не гордилась – тем более что сделала своими руками. Немного ума, терпения, желания… Денег. Ну и времени еще – по распродажам побегать… Да что в этом сложного – красоту навести?! Но ее смущало то, насколько резко она в последнее время вдруг стала выделяться из толпы.

Она поднялась по лестнице, нашла нужную палату.

Постучалась тихонько, вошла.

В большой светлой комнате лежали человек десять – в основном мужчины пожилого и очень пожилого возраста. Кто читал, кто дремал, кто прижимал к уху сотовый… При появлении Марты все повернули головы к двери. И – всеобщий вздох.

О, этот мужской вздох…

Отец сидел на кровати у окна, и он единственный не обратил внимания на вошедшую.

– Папа! – Марта, лавируя между кроватей, пошла к отцу.

Со всех сторон до нее доносился шепот:

– Вот это да…

– Это к кому такая?..

– Блин, я пропал…

– О-о!

Отец снял с носа очки и с брюзгливым выражением наконец повернулся. При виде дочери нахмурился, ожесточился, в глубине глаз девятым валом поднялось раздражение и недовольство.

– Пришла… – Он неохотно подвинулся, позволяя Марте сесть рядом. – А чего пришла, меня уж выписывают скоро!

Марта вдруг поняла, что не может сказать отцу ни одного доброго слова. Вспыльчивый, глупый, вздорный мужик. Это – ее отец. Старый дурак. Которого нельзя любить – можно только терпеть…

Марта вдруг окончательно и бесповоротно ощутила свою нелюбовь к этому человеку. Зачем себя обманывать?.. И что сказать ему? Сказать-то ему и не хочется ничего… А скажешь правду – так опять проблем не оберешься!

– Викторыч, это кто к тебе?

– Виталий, познакомь!

– О-о!…

И все остальные тут – тоже старые дураки.

Отец еще больше нахмурился, побагровел. Кажется, он только сейчас осознал, насколько эффектно выглядит Марта. И что она способна привлекать к себе внимание окружающих…

Что его дочь – красива. Необыкновенна.

– О-о…

– Вот это да!

– Виталик, кто это?

Виталий Викторович заерзал, побагровел еще больше. Заиграли желваки под кожей. «Сейчас рявкнет, – подумала Марта. – Сейчас гадость какую-нибудь скажет…»

Отец открыл рот и веско, с достоинством произнес:

– Это моя дочь.

– Викторыч, вот это да!

– Да я только в кино таких красивых видел…

– Повезло-о! – чей-то почтительный, восхищенный голос. Эти люди не так уж и плохо были воспитаны. Нет. Они просто не могли сдержать себя. Они говорили правду.

Отец зашевелил темными бровями и повторил:

– Да, это моя дочь. Моя!

Странно, но в его голосе была… гордость, что ли?

Сердце у Марты дрогнуло. Она, не осознавая, что делает, вдруг протянула руки и обняла отца. Лет сто его не обнимала, с детского сада. Отец, как военный, недолюбливал всякие «уси-пуси». И вообще, с искренним интересом возился только с мальчишками, Гошкой и Глебкой.

С чего это она взяла, что не любит его?.. Еще как любит! Все жизнь хотела ему сказать и не могла…

– Папа.

У отца были каменные плечи. Каменная спина. Каменные руки. Лицо тоже каменное какое-то – щеки словно шероховатый гранит.

Отец положил Марте на плечи свои каменные руки, каменной щекой прижался к ее щеке. И сказал каменным, грубым голосом:

– Чего ты не приходила, дочка? Я ждал… Мать, поди, заставила?

– Нет, – пискнула Марта, обнимая его каменную спину. – Я сама. Я соскучилась по тебе, папа.

– Врешь.

– Нет, правда.

Отец отстранил ее, заглянул в глаза. Марта попыталась угадать – верит или нет? Непонятно. Не угадаешь…

– Ты у меня самая лучшая, дочка… – прогудел отец. Его голос напоминал обвал в скалистом ущелье.

– Папа! – Марта засмеялась, снова обняла его. Провела ладонями по его шероховатым щекам, слегка покрутила ему уши. Надавила на нос пальцем, словно на кнопку звонка. Потом боднула головой в грудь. Отец все это терпеливо снес. Он был в полной ее власти, этот каменный великан…

– Дочка моя!.. – Он нахмурился грозно, потом суровые морщины разгладились, лицо стало безвольным, глуповатым даже. Беспомощным.

Отец хотел быть нежным и не умел быть им. Боялся. Ведь это так не по-мужски!

Они немного поговорили – Марта рассказала, что ей удалось отсудить квартиру у Олега.

– Вот сволочь-то! Надо ему морду набить… Вот я выпишусь и пойду к нему…

– Папа, не надо. Я сама со всем справилась. У меня все, все хорошо!

– Ну слава богу. Ты, если что, к нам с матерью обращайся. Мы всегда тебе поможем. Всегда! – Он опять грозно нахмурился.

…Марта вышла из больницы счастливая, взбудораженная. Что такое произошло, отчего мир перевернулся с ног на голову, почему ее суровый отец вдруг вспомнил о том, что у него, помимо сыновей, еще и дочь есть?.. Проявил нежность?

Иначе, как чудом, это назвать было нельзя.

Марта спустилась в метро, проехала остановку, потом внезапно вспомнила, что ей сейчас не в Грязищи, а по старому адресу – на Садовое. Засмеялась, выскочила из вагона на следующей станции.

…Дома.

Да, теперь с чистой совестью можно было сказать, что она вернулась в свой дом. Вошла. Правда, эти жуткие обои, это прогорклый запах, оставшийся после Ксюши…

Марта скинула пальто, обошла квартиру. Кое-какие вещи она привезла с собой из Грязищ, но все это было не то. Надо переделывать интерьер, менять, строить заново…

Да, и еще зайти в торговый центр за домашней одеждой. Нет, вместо пижамы и шлепанцев лучше купить пеньюар! По своей квартире хотелось порхать принцессой…

На каких-то клочках Марта принялась набрасывать эскизы – для большой комнаты, для кабинета, для кухни… Для кухни – в первую очередь, поскольку «гарнитур Барби» отвратителен, только Ксюше мог понравиться этот карамельный беспредел зелено-розового цвета…

Внезапно карандаш выскочил из ее рук. Марта наклонилась за ним, подняла, но подняла уже – другим человеком.

«Что я делаю? – удивленно спросила она, другая, себя. И самой себе ответила: – Я придумываю новый интерьер. Для Светланы Евгеньевны придумала, теперь вот для себя… Это уже не случайность, это – закономерность!»