– С-стерва! – выплюнул он, увидев меня. – Хитрая…

– Заткнись уже, – бросил Семен. – Наговорился, хватит. Марта, успокойте девушку. Пожалуйста.

Я присела на диванчик рядом с Танечкой, поправила платье, обняла, погладила по голове. Что говорить и о чем спрашивать, чем отвлечь ее, я не знала. Но Танечка вдруг успокоилась сама, быстро и легко, так, будто и не рыдала. Приподняла подол, потрогала пальчиком синяк и спросила:

– Ты ведь дашь мазь? Ты обещала!

– Обязательно.

Она кивнула, губы снова задрожали, и, посмотрев на Юру, пожаловалась:

– Он меня идиоткой обозвал. И еще дурой. А я не идиотка.

– Конечно, нет.

– Он плохой?

– Да.

– Плохой-плохой, – подтвердил Семенов напарник. – Хорошие люди не обижают таких красивых девушек. Кстати, мы не знакомы, Шубин, Вениамин Леонардович, – мент протянул было руку Жукову, но, увидев, что ладонь в крови, отдернул, неловко вытер платком. Осторожно потрогал распухшую переносицу. – Твою…

– Так плохо говорить, – заметила Танечка, окончательно успокоившись. – Нельзя ругаться.

– Не буду, – пообещал Вениамин. Был он, в отличие от Семена, невысоким, худощавым и темноволосым. Мелкие черты, живое лицо, открытая улыбка. Довольно-таки симпатичный, несмотря на разбитый нос. – Присаживайтесь, господин Жуков, не маячьте. Семен, и ты куда-нибудь садись…

Никита попытался было забраться на подоконник, но Семен молча указал на стул. Сам он занял место у двери, опершись на косяк и сложив руки на груди. Ну понятно, никто не уйдет до выяснения обстоятельств.

Вениамин, сев так, чтоб видеть всех участников представления (а я не могла отделаться от впечатления театральности происходящего), положил руки на спинку стула, шмыгнул носом и произнес:

– Итак… ну… что сказать, точнее, с чего начать… во-первых, хочется поблагодарить господина Жукова и Марту Константиновну за своевременный сигнал.

Семен пробурчал что-то невнятное, благодарности на его физиономии я не заметила.

– Во-вторых, состав у нас не полон, посему… Татьяна… Танечка, солнышко, у тебя телефон есть?

Танечка кивнула и вытащила из кармана крохотный, в пол-ладошки мобильник в красном, переливающемся стразами корпусе.

– Спасибо. Танечка, а ты можешь позвонить маме?

– Зачем?

– Просто позвонить и дать мне трубочку. Не бойся, я сам с ней поговорю… на тебя ведь напали, верно? И маме нужно сказать об этом. Набери номер. Пожалуйста.

Танечка повернулась ко мне, в зеленых глазах блестели слезы, звонить ей совершенно не хотелось.

– Надо, Танечка. Ты же не хочешь, чтобы тебя забрали в милицию? – продолжал Вениамин. В этот момент он стал мне отвратителен. Какого черта он ребенка мучит? Ей и так плохо. Я могла лишь догадываться, что тут произошло. Почему Юра попытался убить Танечку? Кому вообще могло навредить это беспомощное существо?

Танечка, всхлипнув, набрала номер и послушно протянула трубку Вениамину, тот, приняв ее, поднес к уху, некоторое время молчал, верно, вслушиваясь в гудки, а потом тихим, вкрадчивым голосом произнес:

– Добрый день. Нет, это не Татьяна, это старший оперуполномоченный Шубин Вениамин Леонардович. Валентина Степановна, да, ваша дочь здесь, рядом, не волнуйтесь, с ней все в порядке… пока в порядке, – выразительно добавил он. – Вы не могли бы подъехать? Для выяснения обстоятельств? Хотя нет, погодите, лучше мы сами. Вы сейчас на работе, да? Вот и замечательно, просто великолепно, минут через пятнадцать будем. Да, на вашем месте я здорово подумал бы о сотрудничестве. Как говорится, чистосердечное признание… вот видите, как замечательно мы понимаем друг друга. Я просто уверен, мы сразу договоримся. – Захлопнув телефон, Вениамин сунул его в задний карман джинсов и, поднявшись, бодро объявил: – Распорядок меняется, место действия переносится. Семен, давай этого бойца в машину, вы, девушка, тоже с нами едете, а вы двое… – он усмехнулся. – А вы двое свободны. Благодарим за сотрудничество. Все, давайте, быстренько, освобождаем помещение и больше не лезем туда, куда не просят. Понятно?

Берег реки, знакомые песчаные залысины, одна узкая, длинная, до самого ивняка, вторая – ровным полукругом, будто циркулем чертили. У самой воды песок темный, набравший влаги, а чуть дальше – высушенный солнцем до яркой, почти неестественной желтизны. И, как в прошлый раз, дно видать, с песчаными складками, камушками, ракушками и водорослями, вытянувшимися по течению зелеными нитками. Марта сидит у самого берега, прямо на песке, сунув ноги в воду. Молчит. Уже сколько времени прошло, а она сидит и молчит. Поначалу Никита пробовал было заговорить, но она так глянула, что стало стыдно. Пришлось сесть рядом.

Жрать охота. И пить. Минералка, купленная утром в магазине, давно выпита, а вода в реке хоть и чистая на вид, но от этого только хуже.

– Жуков, – Марта пошевелила пальцами, по воде пошла мелкая рябь. – Скажи, Жуков, а почему все как-то… не знаю как. Ведь менты-то правы?

– Правы.

– И выходит, что мать этой Танечки виновата? Ну, она же меня подставила и убить собиралась. И тебя тоже. И задержать ее – правильно.

– Ну, наверное. – Жуков, зачерпнув воды, вылил на голову, ледяные струйки полились за шиворот, заставив вздрогнуть от холода. Хорошо.

– Ты – шут, Никита, – сказала Марта, отворачиваясь. – В этом твоя беда, ты – шут. Я тебе серьезно…

– А я о том, что нечего без повода сопли распускать. Ну да, раскрутят они мамашу через дочку, ну, надавят на светлые чувства, ну, соврут малость, воспользуются ситуацией, и что? Думаешь, что это подло? А сказать человеку, что он через три месяца – труп? И надежды никакой? Или медленно травить какой-нибудь дрянью? Или… не знаю, что они там еще делали, думаю, много чего. И тех утонувших вспомни, Дашку-Яшку…

Марта вдруг вскочила, почти бегом подошла к сумочке, брошенной на самом верху песчаной косы, и, судорожным движением расстегнув замок, вывалила содержимое на траву. Потом дрожащими руками – надо же, как нервничает, – подняла медальон.

– Дашка, – пояснила Марта. – Она. Больше некому. Она ко мне приходила с пирожками и тихо вошла, так, что я не сразу услышала. А сумочка на столике лежала. Она и бросила, а я не нашла. Ты нашел. Вот.

Диск, подвешенный сразу на двух цепочках, медленно вращался, то вспыхивая на солнце яркой желтизной, то почти угасая, становясь похожим на дешевую оловянную безделушку.

– Наверное, это нужно отдать. – Марта положила медальон на ладонь и пальцем провела по крышке со львом и солнцем.

– Кому?

– Не знаю. Кому-нибудь… Семену сказать, пусть разбирается. У Даши ведь есть наследники.

– Ну, было бы чего наследовать, а с наследниками, по-моему, никогда вопросов не возникало.