Жмет на гашетку и чувствует, как содрогается под ним гондола: закрепленные под ней ракеты покидают гнезда. Яркие вспышки говорят о том, что ракеты попадают в цель, но, когда глаза вновь привыкают к темноте, он видит лишь помятую броню правого баллона, и понимает, что его смерть близка.

Но он выиграл какие-то мгновения, потому что направляющие ракет правого борта «Лифта» повреждены, и черный корабль проплывает мимо него, чтобы развернуться левым бортом. Том пытается успокоиться. Пытается думать о Кэтрин, чтобы ее образ остался с ним, когда он отправится в Страну без солнца, но он давно уже не видел ее даже во сне и забыл, как она выглядит. Единственное лицо, которое может всплыть перед его мысленным взором, — Эстер, он думает о ней, о том, что им пришлось вместе пережить, о чувствах, которые испытывал, прижимая ее к себе на Щит-Стене, о запахе ее волос, о теплоте ее крепкого, худого тела, пробивающейся через пальто. И тут из какого-то уголка памяти доносится грохот разрывов ракет, выпущенных по «Лифту на 13-й этаж», когда тот спешил покинуть Батманкх-Гомпу звон разбившегося стекла.

«Баллон бронирован, но окна можно разбить».

Он вновь приникает к перископу, ловит в перекрестье прицела уже не бронированные баллоны «Лифта», а окна гондолы. Датчик у перископа подсказывает, что у него только три ракеты; он стреляет всеми, поврежденная гондола дрожит и стонет, когда они сходят с направляющих.

На долю секунды он видит Пьюси и Генча, они в рубке, смотрят на него, их лица застыли масками ужаса. А потом они исчезают в яркой вспышке: ракеты пробивают окна, и гондола наполняется огнем. Гейзер пламени поднимается вверх, пожирает сходные трапы между двумя баллонами и вырывает верхнюю часть баллонов. К тому времени, когда к Тому возвращается способность видеть, «Лифт на 13-й этаж» валится вниз, объятый пламенем. Горят и гондола, и мощные двигатели, и оснастка, и бронированные баллоны. И этот гигантский факел пикирует на залитую огнями Верхнюю палубу Лондона.

* * *

Кэтрин вышла из проулка на запруженную толпой площадь. Все смотрели вверх, с широко открытыми ртами и глазами, некоторые со стаканами и тарелками в руках. Она бросила взгляд на собор Святого Павла. Купол еще не раскрылся, следовательно, они смотрели на что-то еще. И что это за свет, оранжевое сияние, от которого меркли аргоновые лампы и плясали тени?

В этот самый момент объятый пламенем воздушный корабль рухнул на фасад Инженериума. Во все стороны полетели осколки стекла и куски почерневшего металла. Обломилась консоль двигателя, и он, через площадь, покатился на Кэтрин, раскаленный докрасна, разбрызгивающий горящее топливо. Бивис оттолкнул ее, она упала, он устоял на ногах, закрывая ее собой. Она видела, как шевелятся его губы, он что-то кричал, видела синий глаз на корпусе двигателя, а мгновением позже двигатель подмял Бивиса под себя, его крик растворился в грохоте удара двигателя о лифтовую станцию Верхней палубы.

Синий глаз на корпусе. Она понимала, он что-то означает, но не могла вспомнить, что именно.

Медленно поднялась, дрожа всем телом. Тут и там на Верхней палубе что-то горело, но по-настоящему полыхал только один пожар — в Инженериуме, заливая светом всю палубу. Она побрела к пылающему двигателю, перешагивая через сломанные лопасти пропеллера. Рукой прикрывая лицо от жара, оглядывалась в поисках Бивиса.

Он лежал среди мусора, шея, руки, ноги были изогнуты под такими невозможными углами, что не имело смысла окликать его. От жара резина его плаща пузырилась и капала, как тающий сыр. Жар обжигал ей лицо, превращал слезы в пар, мешал подойти к горящему двигателю, телам, частям тел.

— Мисс Кэтрин?

Синий глаз на корпусе двигателя. Она еще видела его, пусть краска и исчезала под языками пламени. Воздушный корабль отца!

— Мисс Кэтрин?

Она повернулась и увидела одного из сотрудников лифтовой станции. Он взял ее за руку, попытался ободряюще улыбнуться, потянул от горящего двигателя, указал на воздушный корабль, вызвавший пожар в Инженериуме.

— Его там не было, мисс.

Она смотрела на его улыбку. Не понимала. Разумеется, он там был. Она видела его мертвое лицо, пляшущие вокруг языки пламени. Бивис, которого она привела сюда, который ее любил. Чего же улыбается этот человек?

Но мужчина продолжал улыбаться.

— Его не было на борту, мисс. Твоего отца. Я видел его пять минут назад, он входил в собор Святого Павла с лорд-мэром.

Тут она почувствовала тяжесть висящего на плече ранца, вспомнила, что должна сделать.

— Пойдем, мисс. У тебя шок. Пойдем, ты присядешь, выпьешь чашечку чая…

— Нет. — Она покачала головой. — Я должна найти отца.

Она побрела через площадь, сквозь паникующую толпу и вой сирен, к собору Святого Павла.

Эстер бежала к Холлу Гильдий, когда мощный взрыв оторвал ее от палубы и выбросил из тени в яркий свет от полыхающего Инженериума. Она катилась и катилась по металлическим плитам, пистолет отлетел в сторону, шаль сорвало. На какое-то мгновение наступила тишина, потом по барабанным перепонкам ударили крики, сирены. Она попыталась вспомнить, что произошло до взрыва. Свет над крышами, что-то горит, падает с неба, несомненно, воздушный корабль. «Дженни Ганивер». «Том», — прошептала она его имя на начавшей нагреваться палубе, почувствовав себя, как никогда, одинокой.

Она приподнялась на четвереньки. Увидела одного из новых Сталкеров, разорванного пополам. Его ноги продолжали ходить, спотыкаясь о разбросанные по палубе обломки. Шаль, подаренная Томом, пролетела мимо. Она ее схватила, повязала на шею, поискала взглядом пистолет, но увидела только нескольких Сталкеров, совершенно целехоньких, которые надвигались на нее. Их когти отсвечивали красным, красные блики играли на их мертвых лицах, и она поняла, что для нее все кончено.

А в вышине, над башенками Холла Гильдий, над дымом и фонтанами искр начал медленно раскрываться купол кафедрального собора Святого Павла.

Пробитая ракетой гондола «Дженни Ганивер» пела, как флейта, от продувающего ее западного ветра, который уносил воздушный корабль от Лондона.

Том, вымотанный донельзя, упал на пульт управления. Осколки стекла впились в лицо, руки. Он старался не думать о повреждении воздушного корабля. Старался не думать о Пьюси и Генче, горящих во взорванной гондоле, но всякий раз, закрывая глаза, видел их перекошенные лица, словно черные провалы открытых ртов отпечатались на внутренней стороне век.

Когда он поднял голову, то вновь увидел Лондон далеко на востоке. Что-то происходило с кафедральным собором, и потоки розового и зеленого огня вырывались из Инженериума. Постепенно он начал осознавать, что произошло. Его вина! Должно быть, погибло множество людей, не только Пьюси и Генч, и все они остались бы в живых, если б он не подстрелил «Лифт на 13-й этаж». Он даже пожалел, что выпустил эти ракеты. Лучше погибнуть самому, чем наблюдать за пожаром на Верхней палубе, зная, что пожар этот — его рук дело.