– Пекорино, – объявил он.

Этот овечий сыр был очень популярен в Тоскане, и ели его как свежим, так и выдержанным и твердым. Двое мужчин за прилавком позвали Бернардо по имени, и все втроем принялись болтать. Я не понимала всего, но уловила достаточно знакомых слов, чтобы понять, что они обсуждали политику и недавний приход к власти Берлускони. Пока они беседовали, тот, которого звали Карло (на них были фартуки с вышитыми в правом углу именами), стал брать формы сыра и отрезать нам обоим по ломтику на пробу: пекорино с кусочками груши, еще один – с красным перцем, третий – многолетней выдержки и, наконец, самый вкусный – с кусочками трюфеля и перцем. Все они были превосходны. Беппе (второй продавец) протянул мне маленькую порцию свежей сливочной рикотты, и я попробовала ее, одобрительно кивнув.

Дома Бернардо выложил немного рикотты на тарелку, сбрызнул медом из своих ульев и дал мне попробовать. Это было как манна небесная, и я закрыла глаза от удовольствия. Горы, лоджии и превосходный сыр – в Дикомано было все, что нужно.

Когда мы приехали во Флоренцию, я согласилась приглядеть за Коккой, а Бернардо отправился на собрание клуба собаководов. Был лунный вечер, и я повела ее на прогулку на Пьяцца Демидофф, чтобы познакомить с Луиго. И все время Кокка неумолимо тянула меня за собой. Вскоре позвонил Бернардо.

– Com’e?[126] – спросил он.

– Отлично, – ответила я. – Только она все время тянет меня к мосту. Такая сильная!

– Ah si[127], – хмыкнул он. – Это потому, что ей хочется к людям, показать себя во всей красе. А ты не уступай, не переживай, если придется дернуть посильнее. Видела, какие у нее мускулы на шее?

И он был прав. Оказывается, Кокка была выставочной собакой, мировым чемпионом. Как только мы приехали в город, у нее в лапах будто бы появились дополнительные пружинки, и она запрыгала еще энергичнее. Бернардо начал разводить собак, еще будучи подростком, это было их общее с отцом дело. Тогда же они зарегистрировали псарню, получили аккредитацию от Итальянского клуба собаководов, – ему тогда было пятнадцать. На первом этаже дома в Колоньоле была комната, полная кубков, которые он выиграл за прошедшие три десятилетия. Эта страсть определила всю его жизнь – он и с матерью Алессандро познакомился, когда посещал их семейную псарню в Швеции. Они не только построили просторный загон для собак в Колоньоле, но за те десять лет, что были вместе, вырастили и показали на выставках несколько поколений чемпионов.

Я положила трубку и резко рванула поводок Кокки. Она нехотя отвернулась от моста и пошла за мной к Луиго. Мне хотелось посоветоваться с ним по поводу моих чувств к Бернардо, и еще я привезла ему кастаньяччо из пекарни Руфины – плоский пирог из каштановой муки, посыпанный кедровыми орешками и розмарином, который теперь, казалось, был повсюду, ведь наступил сезон каштанов.

– Ну и ну! – воскликнул Луиго, когда мы вошли, и вышел из-за барной стойки, чтобы погладить Кокку. – А это кто? – спросил он со смехом, когда она принялась обнюхивать и облизывать его, похрюкивая. – Собака или поросенок?

Кокка принялась бегать по бару, нюхать ноги посетителей, виляя хвостом и протягивая лапу, как королева английская на прогулке.

Луиго спросил меня, где Бернардо.

– На встрече клуба собаководов, – ответила я.

Он как раз прислал мне сообщение, в котором писал, что освободится позже, чем ожидал: «слишком много бюрокрезии». Я со смехом показала сообщение Луиго:

– Кажется, будто он специально так написал, да?

Мне нравилось, что Бернардо упорно продолжал говорить по-английски, независимо от того, знал он слова или нет. А сообщения были еще более креативными и неизменно смешили меня своими многочисленными ошибками и перлами.

– Ох и любят флорентийцы всякие клубы, – заметила я Луиго. – У Бернардо – клуб собаководов, у Дино был теннисный клуб…

– А у меня гей-клубы! – вставил Луиго.

Я призналась ему, что боюсь запасть на Бернардо слишком крепко и слишком быстро. После стольких мужчин, которые никогда не оставались у меня так надолго, чтобы была необходимость раздвигать диван, с Бернардо, наоборот, не было смысла его сдвигать. Он не только оставался у меня на ночь, когда мог, но даже иногда приводил свою собаку и сына. Бернардо перенес саму свою жизнь – со всем ее хаосом и беспорядком – в мою.

– Чего ты боишься, bella? – спросил Луиго.

– Ну сегодня, когда он уезжал, я вдруг поймала себя на мысли, что пытаюсь запомнить номер его машины…

– И?.. – Луиго выжидающе оперся о барную стойку.

– Ну я подумала, надо запомнить номер его машины и, когда он меня бросит, я хотя бы смогу ее вычислить…

Несколько месяцев я вздрагивала при виде каждой проезжающей мимо «Ауди»: вдруг это машина Дино?

Луиго обошел барную стойку, подошел ко мне и взял за руки.

– Ты ведь знаешь, bella, что Дино был stronzo. Не думаю, что Бернардо такой же.

– Но откуда мне знать, Луиго? – жалобно спросила я. – С ним так уютно, даже если мы просто сидим на диване, держимся за руки и смотрим друг другу в глаза. И дома у него так хорошо, что уезжать не хочется. Тут что-то не так! – При этих словах я перешла на визг, слишком высокий для человеческих ушей, и Кокка обеспокоено завиляла хвостом.

– Не паникуй! – Луиго подавил улыбку. – Тебе с ним комфортно! Он тебе нравится… может быть, ты его даже любишь…

– Нет, Луиго! – Я отчаянно замотала головой. – Не люблю. У него слишком много сложностей – это просто увлечение! Скажи, что мне делать? Я влипла в эту историю только из-за la sprezzatura – так как мне теперь защититься?

Луиго только хмыкнул:

– Bella, тут уж ничего не поделаешь. Пиши свою книгу и встречайся со своим мужчиной. Одно другому не мешает. Отпусти ситуацию. Не сопротивляйся. Наслаждайся им и его красивым домом, собаками и щенками.

– А что, если я привяжусь и к дому, и к собакам, и к его сыну? А он бросит меня, и я опять останусь одна…

Луиго сжал мои ладони:

– А если не бросит? А может, это ты решишь его бросить? Да это и неважно, bella. Я что, ничему не научил тебя насчет Италии и любви? Мы любим любовь, и нет ничего постыдного в том, чтобы любить и терять. Помни, что мы называем отношения «историями» – это эпизоды нашей жизни, и неважно, длинные они или короткие, нужно отдаваться им полностью, без остатка.

Я молча смотрела на него.

– Видишь, bella, это неважно. Если закончится эта история – будешь тусоваться со мной, пока не начнется следующая. Хотя, – прибавил он лукаво, – по-моему, ты боишься не ее конца, а того, что она может не закончиться…