массу неудобств, но сейчас ему было не до терзаний боли — он постарался настроить радио на местную волну. Но из динамика раздавался какой-то дикий треск и шипение, что-то пытался пробубунить диктор, но расслышать и слова было невозможно. Еще минут через сорок фон Рейтерн увидел броневик, который медленно полз посередине улицы, за ним осторожно передвигались солдаты в ненавистных конфедератках.

(польская конница на улицах Данцига)

Радио заработала в два часа по полудни. Взволнованный голос диктора сообщил, что согласно приказа верховного главнокомандующего и для предотвращения беспорядков армия Польши берет город под свой контроль. Гражданам вольного города Данцига предлагалось оставаться на своих местах и выполнять указания новых властей. Дальше заиграла бравурная музыка — гимн новых хозяев города. Барон добрался до своего бара и налил в рюмку французского коньяка — остатки былой роскоши. Пил он мало, но сейчас понимал, что ему просто необходимо чем-то залить этот ужас. Проклятые пшеки снова его достали, на этот раз тут, в Данциге. Проклятье! И что ему теперь делать? Конечно же, завтра на работу не надо будет идти. Значит сегодня есть возможность хорошо так выпить. Этим он и занялся. Закусывать не стал. Коньяк закончился на удивление быстро, зато нашлась еще бутылка дешевого шнапса. А на утро понедельника сушило во рту и хотелось очень сильно пить. И голова раскалывалась. Почти ледяной душ снял головную боль. Макс выглянул на улицу. На противоположной стороне улицы натягивали большие полотна с цветами польского знамени. Макс немного подумал, прикинул, для чего могли этим украшательством заниматься, в это время в его квартиру стали стучаться. Не обращая внимания на стук, он тяжелым шагом прошёл на кухню и достал из неприкосновенного запаса хорошую кубинскую сигару. Единственную. Всё, что у него осталось от былой роскоши. Дверь не выламывали. Стук быстро прекратился. Он услышал, как стали ломиться к соседям. Впрочем, это мало его волновало. Ушли? Да, точно, он на всякий случай подошел к двери. Соседи тоже не открывали. И правильно сделали. Шаги удалились. Хорошо. Макс вернулся в комнату и вытащил свой охотничий девайс. Погладил аккуратное ложе, собрал штуцер, достал оптический прицел, установил его. Посмотрел свои запасы — у него было всего пять патронов. Впрочем, вполне достаточно. Аккуратно из-за занавески осмотрел улицу, там носились паны, осматривали дома, на тротуарах появилось оцепление — солдаты, конечно же, никакой местной полиции. Посмотрел на часы. Полдень. Примерно через пятнадцать минут движение на улице прекратилось. А еще через две-три минуты, показавшиеся ему вечностью, от вокзала показалась колонна польской конницы, идущая торжественным маршем. Впереди на белом коне ехал человек в маршальском мундире, его сопровождала свита, за ней знаменосцы с польскими флагами, а затем по четыре в ряд двигались всадники с обнаженными саблями. Угол был не самым удачным. Пришлось подождать, пока колонна проедет под его окнами, когда же проехали первые ряды, барон аккуратно приоткрыл окно, чуть отошёл вглубь комнаты и тщательно прицелился. Первый же выстрел разнёс едущему первым всаднику череп. Привычно быстро вставил новый патрон, поймал в прицел еще одну фигуру в генеральском мундире, выстрелил, фигуру снесло с лошади, на улице поднялась паника. Он быстро перешел к окну на кухне, открыл его и сделал подряд еще три выстрела, совершенно спокойно, как делал это на фронте, вылавливая в прицел фигурки ненавистных лимонников.

Дожидаться, когда в его дверь вломятся пшеки фон Рейтерн не стал. Наградной револьвер. Пуля в висок. Он уходил из жизни совершенно спокойным.

Маршал Пилсудский, который так хотел проехать по Данцигу как победитель на белом коне лежал на грязной мостовой, так и не осознав той глупости, которую он совершил. Стремление захапать больше, чем имел по праву всегда была отличительной чертой истинного польского пана. Рядом с ним валялся генерал Рыдз-Смиглы. Этому повезло больше — пуля пробила лёгкое. Его прооперируют, спасут. Но сделанного не воротить — польские паны сами того не желая, открыли ящик Пандоры. А за все удовольствия, как гласит народная мудрость, надо обязательно платить.

Эпилог

Барселона

12 декабря 1933 года

— Скажи мне, почему ты тогда сказала, что…

— Потому что…

— Исчерпывающий ответ.

— Ты или слишком глупый, или смеешься надо мной.

Я встретил свою прекрасную каталонку на третий день по приезду в Испанию. Тогда и выяснилось, что моя Паола — это Лина Одена, комсомолка из Каталонии. Впрочем, я еще в Париже подозревал, что наша встреча была неслучайной. Я приглаживаю ее черные непокорные жесткие волосы, прижимаю к себе и спрашиваю:

— Ты поедешь со мной?

— Что ты хочешь мне сказать?

— Я не хочу тебя отпускать от себя, Лина.

— Это что, признание?

— А если это предложение?

— А разве ты не женат?

— Я свободен, будто птица в небесах.

Конечно, это была цитата, ну вырвалось. Иногда из меня прёт моё время, ну куда мне деться?

— Мои товарищи? Моя работа?

— Лина, у меня тоже серьезное дело. Очень серьезное. Я думаю, смогу попросить, чтобы по линии Коминтерна тебя командировали в моё распоряжение.

— В твоё полное распоряжение? Я правильно понимаю?

Она улыбается. И во мне всё внутри переворачивается. Самое удивительное то, что как только я встретил Паолу, то есть Лину, то есть Паулину Одену Гарсиа, Кольцов куда-то исчез. Я перестал ощущать его присутствие. Как будто его нет вообще. Понимаете, раньше, когда он куда-то прятался, я всё равно чувствовал, что он рядом. Он мог обидеться, мог дуться, как мальчишка, но я точно знал, что он есть. А тут просто пустота какая-то. Не могу понять, что произошло.

— Лина, я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Ты станешь моей женой?

— Вот счас, прямо с постели встану и сразу же стану!

Ага, язычок у неё острый, палец в рот не клади. При этом понимаю, что накосячил, мог бы выбрать для предложения и другое время и другое место, вот только стоит мне выйти из комнаты, как тут же куча дел навалиться — головы не поднять. Через три дня отправляю первую сформированную интербригаду в Германию. И не надо говорить мне, что мы долго ее собирали. Дольше всего я провозился во Франции. Очень не хотели наши друзья «левые» пропустить через свою страну толпу вооруженных анархистов. Пришлось их успокаивать, дать некоторые гарантии, а еще — в Марсель прибыл небольшой кораблик с золотом. Привезли значительную частью еще царских долгов, о чём широко рассказали в прессе, вызвав скрежет зубовный на острове через Пролив.

А ослик, груженый золотом — это самое мощное и безотказное оружие массового поражения во всех