– Немецкая святая вода. – Робби обнял ее за талию и поцеловал в затылок.

Ее руки и колени ослабели, из бутылки плеснуло прямо в мягкое нутро.

До войны лютеранская церковь утверждала: секс без брака – грех. И в жизни, и в сказках прославлялась девственность, особ с запятнанной репутацией высмеивали и стыдили, дети, рожденные вне брака, назывались незаконнорожденными. Но все изменилось. Гейзель считалась нацистской самкой-производительницей, когда-то ее хвалили и уважали, теперь забыли. Помнить неприятно, лучше уж так – было и прошло. Конечно, всем в Германии было о чем сожалеть, – о поступках, которые не оправдает человек и не простит священник. Благочестие вышло из моды, и Элси быстро поняла: либо кто-то возьмет ее юность, ее красоту, либо она отдаст сама. Но бессильной она больше не будет. То, что она делала с Робби, – это не для него; это для нее самой.

Она поставила бутылку с вишневым ликером.

– Смотри торт не испорти, – предупредила она, взяла Робби за плечи и притянула к себе.

– Следующий шаг? – прошептал он в ее объятиях.

– Наполнить формы кремом, – велела Элси и кивнула на миску со взбитыми белками.

– А потом? – Он пробежался пальцами по ее ключицам.

Щеки горели, в платье стало тесно.

– Глазурь.

– А потом? – Он расстегнул пуговицы на лифе.

В расстегнутом платье дышалось намного легче, прохладный воздух освежал голую кожу. Горели уже не только щеки, жар растопил ее тело, как плавит шоколад, смывая границы, утоляя голод.

– Schokolade und…

Он снова поцеловал ее в ключицу. Кожа покрылась мурашками.

– И вишни…

Она отодвинула миску и торты. Робби посадил ее на стол.

«Немецкая пекарня Элси»

Эль-Пасо, Техас

Трейвуд-драйв, 2032

30 января 2008 года

– С днем рождения, Элси, с днем рожденья тебя! – пропели они.

Элси сидела за столиком в кафе, лицо озаряли свечи на торте. Джейн умудрилась испечь его втайне, и все же он был очень большой.

Реба и Рики пришли вместе. После свадьбы Джейн они помирились, но решили не спешить. Он жил все там же, в своей квартире в центре, но Ребе уже не приходилось гадать, где именно. Она часто бывала там, приносила домашнюю еду, и они наконец-то ели вместе.

Джейн и Элси преподавали ей краткий курс выпечки для начинающих. Особенно Ребе удавались сахарно-коричные крепели. Рики говорил, что они напоминают churros, которые папа покупал ему на улицах Хуареса. А вот фермерский хлеб у Ребы не получился. Тесто не поднялось, и из печи вышло что-то твердо-картонное. Рики похвалил за труд и сказал, что можно выдать этот хлеб за большую прямоугольную тортилью. Они посмеялись и съели фермерский картон с домашней сальсой и свежим сыром. Ребе было легко.

Элси задула свечи, и в комнате стало темно.

– Большое счастье – доскрипеть до таких лет.

Серхио зажег свет, а Джейн нарезала торт большими квадратами.

– Твой любимый, мам. «Пряные крошки».

– «Пряные крошки»? – переспросила Реба. – Моя бабушка его пекла. А он что, немецкий?

– Нет. – Элси раздала им вилки. – Приятель поделился рецептом. Повар из Северной Каролины. Размещался в Гармише после войны.

– Ты не рассказывала, – заметила Джейн. – Я-то думала, ты его из Германии вывезла.

– Да, представляешь, в моем возрасте у меня еще сохранились тайны. – Элси положила в рот ложку карамельной глазури, вдумчиво прожевала и проглотила. – Превосходно. У меня и то не так вкусно выходит. – Она подмигнула Джейн и зачерпнула еще. Джейн улыбнулась. Серхио поцеловал ее в щеку.

– Немецкие рецепты у вас есть, американские есть, а по мексиканским не пробовали печь? Здесь вы будете иметь успех, – сказал Рики.

Серхио закивал.

Джейн подняла палец:

– Флан или Tres leches[73]в этом городе продается на любом углу, настоящего немецкого хлеба ни у кого нет. В этом наша уникальность. Мы заняли нишу.

– А вообще-то я бы хотела научиться, – сказала Элси.

Кусок торта обвалился у Джейн с вилки.

Элси пожала плечами:

– А что? Учиться никогда не поздно. Может, до Марии Санчес по соседству и недотяну, но я же не собираюсь открывать мексиканскую пекарню. – Она повернулась к Рики: – Вы умеете печь?

Рики сглотнул.

– Не то чтобы очень. У меня есть один рецепт, pan de muertos. Хлеб мертвецов. Помогал маме печь на el Día de Los Muertos.

– Хлеб мертвецов, – просмаковала Элси. – Звучит неплохо! – Она засмеялась, но остальные ее не поддержали.

– Чего тут смешного-то, – сказала Джейн.

– Ach was! Мне стукнуло восемьдесят. В мои годы смерть всерьез не принимаешь. У нас в Германии говорят: alles grau in grau malen. Не красьте все черной краской. Мы просто не имеем права унывать: у других все намного хуже.

Реба сочувственно улыбнулась Джейн.

– Этот хлеб – он на самом деле празднует жизнь, – объяснил Рики. – Для мексиканцев смерть не то, что для людей европейской культуры. Для нас смерть и жизнь всегда рядом. Она даже романтична. Как прекрасная дама.

– Катрина – Госпожа Мертвых, – заговорил Серхио. – Красивая бесплотная дама с цветами на шляпе. – Он усмехнулся. К нижней губе прилип коричный сахар, и Джейн смахнула его пальцем.

– Да уж, весьма духоподъемно.

Элси не обратила внимания.

– Я люблю цветы на шляпе. Когда кончилась война, я поехала в Мюнхен на Strassenfest в шляпе с красной геранью. Давненько я о том лете не вспоминала. – Она похлопала Рики по руке: – Эта Госпожа Мертвых – похоже, дама в моем вкусе. Покажешь мне, как печь хлеб мертвецов. Это будет твой подарок мне на день рождения. Джейн и Реба тоже поучатся.

– Мы? – Джейн и Реба переглянулись.

Элси кивнула:

– Детей-то надо учить культуре предков. Немецкой и мексиканской. Тебя, Реба, это тоже касается.

Реба чуть не подавилась тортом.

Рики улыбнулся:

– Заметано.

– Prost! – Элси подняла стакан с Apfelsaftschorle – яблочный сок пополам с минеральной водой. – За новых друзей и за семью! И, дай боже, еще годик в этом безумном мире.

По радио играла медленная музыка. Реба и Рики подъехали к дому Ребы на Франклин-Ридж. Пора рассказать Рики о Сан-Франциско, нельзя больше откладывать.