– Ваше высо…

Телега подпрыгнула на ухабе, и знахарь прикусил язык.

– Ты тоже знаешь этот стих, лекарь Друстан? – не отрывая взгляда от проплывающего мимо печального ландшафта, меланхолично проговорила Эссельте. – Как жаль, что я не помню, кто его написал… Наверное, это что-нибудь гвентянское народное… Народная поэзия – она бывает так мудра и прозорлива, так точна и завораживающа, что… что… что кажется, что это ты сам написал такие строки.

– Да, ваше высочество, – закусив теперь еще и губу, покорно согласился Друстан. – Народная лирика такая.

Хоть внутри него всё кипело, и иные слова рвались с уст, самым глупым, что можно было сделать в этом положении, чувствовал он инстинктивно – это пытаться напомнить принцессе, кто именно из гвентянского народа сочинил эти строки.

И для кого.

На свой так и оставшийся невысказанным вопрос относительно цели их путешествия Эссельте получила ответ только через несколько часов.

Между буро-зелеными холмами, покрытыми серым в бесформенных комках туч небом, в той стороне, куда они направлялись, заклубилась пыль под копытами невидимого в ней единорога, и через несколько минут одинокий патрульный поравнялся со спешащим в неизвестном направлении караваном.

– Старейшина Аед! – взволнованно, но точно отрапортовал сиххё лет двадцати. – Амергин прислал меня сказать, что на горизонте виден дым! Предположительно там, где находится Полевое!

– Гайново седалище… – побледнел старик и непроизвольно потянулся в колчан за луком.

– Может, они просто выжигают старую стерню? – ничуть не веря в собственные слова, просто для того, чтобы что-то сказать, растерянно произнесла Сионаш.

Гонец болезненно поморщился.

– Не знаю… Амергин и человек Иван поскакали туда, а меня послали предупредить вас.

– Предупредил, – сумрачно кивнул Аед, и тут же выкрикнул вознице головной телеги: – Эй, Миах, стой! Всем стоять!

Не прошло и нескольких секунд, как все не одурманенные настоем Друстана сиххё собрались вокруг воза старейшины.

– Что?..

– Что случилось?..

– Что случилось, Аед?..

– Почему остановились?..

– Гайны?..

– Тихо, – коротко скомандовал старик, и возбужденный гомон голосов моментально смолк. – Патруль заметил дым там, где Полевое.

Простое молчание незаметно и быстро трансформировалось в жуткую тишину.

– Да, я тоже этого боюсь, – спустя несколько секунд тяжело выдохнул и неохотно проговорил старейшина, будто самые страшные слова уже были сказаны. – Ребята поедут туда и вернутся с вестями. А пока мы должны подумать, что будем делать, если это окажется правдой.

И не дожидаясь вариантов и споров, добавил, сосредоточенно изучая свои пальцы, стиснутые до белизны на изгибе лука:

– Я уверен, что это не случайно. И то, чего мы так долго боялись, случилось. У гайнов появился один правитель, и объединились они против нас. Поэтому если мои опасения подтвердятся, нам придется свернуть здесь и спешить к Тенистому. Если они еще пока… – Аед осекся сконфуженно и зло, мотнул головой и упрямо продолжил: – Мы должны спешить туда и предупредить их. Там королева Арнегунд осталась. Чтобы не терять времени, вышлем вперед гонцов. А позже укроемся там все. Гайны лес не очень любят.

– Потому что кое-кто в лесу очень любит гайнов, – угрюмо хмыкнул кто-то в толпе. – И сиххё.

– А ты не лезь, куда не надо, Ниам, – так же пасмурно усмехнулся в ответ старик, но тут же снова погрузился в хмурое созерцание ногтей. – Кто еще как думает?

Других мыслей ни про поведение Ниама, ни про медленно сползающую к катастрофе ситуацию ни у сиххё, ни, тем более, у людей не нашлось. Толпа медленно и неохотно разошлась по тесным кучкам – перебрасываться короткими фразами вполголоса, будто при покойнике, обшаривать горизонт тревожными взглядами и надеяться.

Друстан, пользуясь незапланированной остановкой, принялся обходить раненых, осматривая, поправляя повязки и шины, меняя истощенные компрессы на свежие. Боанн, Эссельте и пасмурный, как грозовой фронт, Огрин неотступно следовали за ним, выполняя роль санитаров и медсестер одновременно.[45]

К вящему неудовольствию архидруида, запыленная, усталая, груженая ворохом чистых и испачканных тряпок принцесса сияла как новый алтын.

– Ты знаешь, в детстве я всегда хотела стать целительницей и помогать людям! И сиххё! – помогая разрывать на полосы для перевязки желтую вышитую простыню и воодушевленно поблескивая глазами цвета весеннего льда, радостно призналась гвентянка озабоченной, но гораздо более дружелюбной, чем ранее, Боанн.

Огрин подпрыгнул.

Друстан отвернулся.

– …ах, если бы мой Айвен мог меня сейчас видеть! Он бы мной так гордился, так гордился!.. – мечтательно закончила она ко всеобщему отчаянию среди людской диаспоры.

Через час в том направлении, откуда прискакал патрульный – Фиртай – снова появилось пыльное облако.

– Наши?.. – встрепенулись сиххё.

– Гайны?.. – схватились за луки те, у кого они были.

– Амергин! И человек! – с облегчением выкрикнул Ниам, едва всадники приблизились настолько, что поднимаемая копытами скакунов пыль уже не могла скрыть их лица.

– Амергин!

– Что случилось?

– Что там?

– Как Полевое?

– Вы видели?..

Игнорируя взволнованных односельчан, выбежавших им навстречу, старший патрульный, едва замедлив бег единорога, высмотрел среди серебристых голов одну цвета темного олова и устремился к ней. Иванушка – за ним.

– Старейшина Аед, – не слезая с седла, торопливо принялся докладывать Амергин. – Плохие вести. Полевое сожжено. Похоже, мы опоздали на час-полчаса… На горизонте стояли столбы пыли – от гайновых копыт, не иначе. Пожарище еще теплое…

– Сиххё?.. – поднял на мрачного воина беспощадный серебряный взгляд старик.

– Все ушли в Светлые Земли… – скорбно приложил правую руку к груди, потом ко лбу старший патрульный. Лукоморец угрюмо последовал его примеру.

– Поворачиваем к Тенистому, – отвернулся и понуро выдохнул Аед. – Надо спешить.

Насколько им надо было спешить – они даже не предполагали, потому что в этот момент, натягивая поводья и поднимая единорога на дыбы, появился еще один патрульный – с той стороны, откуда они бежали.

Не замеченный рудненцами, взбудораженными появлением Амергина и Иванушки, сиххё подлетел к Аеду, чудом никого не затоптав, резко осадил взмыленного скакуна и быстро заговорил, задыхаясь и сбиваясь, словно не единорог, а он сам промчался долгие километры: