Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне к Анатолию Полонскому, – обратился Глеб к охраннику на проходной.
– Сожалею, но Анатолий Романович только что ушел.
– Куда?
– Это мне неизвестно. Приходите в понедельник, пожалуйста…
– Скажите, Анатолий Романович был один? Или со своей бывшей женой Евгенией?
Охранник выпучил глаза и затряс головой, всем видом показывая, что не вправе отвечать на такие вопросы.
«Толик отдал «лейку» Евгении, и они уже расстались? Может, Евгения уже едет к себе? Нет, мы не могли разминуться…»
Глеб оглянулся и вдруг увидел Асю. Она шла вдоль набережной, старательно косолапя, и что-то тихо напевала себе под нос. Этакое дитя природы… В расшитом мехом и кружевами сарафане, туфлях, напоминающих лапти.
– Ася!
– Дождик, мне никто не нужен, я иду по лужам… – пела Ася, хотя день был самый что ни на есть сухой и солнечный. – Ой, это вы! Здравствуйте.
– Ася, мне нужен Анатолий Романович – не в курсе, где он сейчас? Вернее, я разыскиваю не его, а… Евгению, – сказал Глеб.
– Она с ним, – трагическим кукольным голоском пролепетала Ася и вздохнула. – Я их только что видела вместе.
– Да! И где они? – обрадовался Глеб.
– Где-где… Там! – Ася указала направление рукой. Капризные, ломаные движения… Она была насквозь искусственной, ненастоящей. Но в то же время несчастной… Несчастная маленькая девочка тридцати четырех лет. Евгения как-то сказала, сколько Асе на самом деле лет…
– Ася, вы плачете? – испугался Глеб. – Что случилось?
– Он ее любит. Я же не слепая, я все вижу… – кривя губы, с трудом произнесла Ася.
– Кто кого любит?
– Толик – свою бывшую. Вы не знали? Вот знайте. Так в кино всегда бывает – герои ругаются страшно, а потом в конце фильма – целуются… Вот и они, Толик с этой Евгенией.
– Вы видели, как они целовались? – серьезно спросил Глеб.
– Нет. Они ругались. Спорили. Я их заметила, но не стала подходить. Они шли по другой стороне улицы. И Толик так смотрел на нее, так смотрел… Ясное дело, он не может забыть бывшей жены, он… он до сих пор ее любит! – всхлипнула Ася.
– Куда именно они направлялись?
– К старому дому, куда же еще! Это здание Толик мечтает приспособить под клуб. Он и меня туда все время таскал… я прямо как чувствовала… Я ему сюрприз сегодня хотела сделать, приехала без предупреждения. Думала, Толик обрадуется. А он… с ней… и так смотрел… на нее… а меня в упор не заметил!
Глеб, не дослушав Аси, побежал вперед. Историю о старом доме он тоже знал от Евгении. Толик Полонский мечтал построить клуб одиноких сердец на том месте, где стоял дом…
Но зачем Евгения и Толик отправились туда?
На бегу Глеб достал сотовый, набрал номер Евгении. Долгие гудки… Без ответа.
Вот и дом – стоит в стороне, за оградой, на огромном пустыре, заваленном строительным мусором. Глеб вспомнил, как нашел тут косынку Евгении. Да, этот дом буквально притягивал ее!
Глеб огляделся – никого вокруг.
Толик и Евгения решили зайти внутрь дома? Но зачем? Глеб поднял голову – окна без стекол, облезлый фасад. Кариатиды с отбитыми лицами.
– Женя! – крикнул Глеб. – Женя, ты здесь?
Тишина.
Глеб шагнул в подъезд.
Мусор, грязь, запах… Заброшенный дом и есть заброшенный дом. Те, кого Глеб искал, не могли находиться здесь. Нормальные люди по таким помойкам не ходят.
Но в голове у Глеба все время вертелись слова Нины: она умрет, она умрет, она умрет…
Ему вдруг стало страшно – не за себя, за Евгению. В этот самый момент Глеб вдруг понял, насколько она дорога ему. Понял, что влюблен в нее по уши. Понял, что она – свет, счастье, радость…
Внезапно раздался грохот – словно там, внутри дома, что-то обвалилось.
* * *
Глеб ушел. Бросил ее!
После стольких лет совместной жизни… Нина была вне себя, она словно обезумела.
– А-а… – Она с яростью принялась крушить все вокруг. Свалила торшер, швырнула на пол вазу, бросила стул в стеклянную витрину шкафа – и опомнилась только тогда, когда тяжелое стекло от удара с грохотом разбилось и осколки осыпались на паркет.
«Что я делаю? Еще же ничего не потеряно… – напомнила себе Нина. – Мало ли что Глеб сказал! Эта тварь, Евгения, сдохнет, и он вернется ко мне. Никуда он не денется… Никуда!»
Нина настолько привыкла к тому, что Глеб принадлежит ей, что он в полной ее власти, что он обязан ей… Женщина даже не сомневалась в его возвращении. Но вот как скоро?
Поэтому Нине захотелось сейчас проконтролировать все. О чем они вчера договаривались с Толиком.
Ей требовалось своими глазами убедиться, что все будет сделано как надо… Только посмотреть! Одним глазком хотя бы!
Нина быстро оделась, вышла из дома, села в машину. Добиралась до центра довольно долго, поскольку движение по некоторым улицам из-за Дня города было перекрыто.
Она уже хотела свернуть налево, чтобы поехать вдоль набережной (у нее был план – остановиться напротив нужного места и с противоположного берега, из машины, спокойно наблюдать за событиями)… Но тут ее ждал сюрприз.
Сотрудник автоинспекции жезлом преградил ей дорогу.
– В чем дело? – высунулась Нина из окна.
– Проезд закрыт. Выбирайте другие маршруты. День города…
– Черт знает что… – застонала она. – Послушайте, а если я там живу?
– Предъявите документ, подтверждающий ваше проживание в данном районе… Тогда пропущу, – меланхолично ответил постовой.
– А если у меня там мать больная? Умирает? Пусть себе умирает, да? – гневно произнесла Нина.
– «Скорые» и пожарные пропускаем беспрепятственно.
– Черт… Послушайте, может, договоримся, а? Мне надо туда, очень надо!
Постовой с отвращением отвернулся.
«Сволочь… Держиморда!» – Нина была готова разрыдаться.
– Мне надо туда… Очень надо!
– Ну так идите, куда вам надо! – фыркнул постовой. – Только пешком.
«Пешком! Конечно, пешком…» – озарило Нину. Она припарковала свою машину чуть дальше, выскочила из нее. Хлопнула дверцей и побежала вдоль набережной.
Метров через двести женщина начала задыхаться, и у нее заболели ноги. На каблуках бежать очень неудобно.
Нина остановилась, чтобы отдышаться и оглядеться. Присмотрелась и с изумлением обнаружила, что Москва-река тут расходится на два русла. То есть с этого берега Нина ничего не увидит – одни дома, дома, дома… Они перегораживали обзор. Словом, надо было возвращаться, идти по другому берегу, и там… А там, кстати, уже другая часть Солнечного острова – та, которая Нине даром не нужна.