Он же сказал им в ответ: вечером вы говорите:

будет вёдро, потому что небо красно; и поутру:

сегодня ненастье, потому что небо багрово.

Лицемеры! Различать лица неба вы умеете,

а знамений времен не можете.

Евангелие от Матфея, 16:2—3

Я поехал в Бельвью к «Хеннессу», где за деньги можно купить все, и Томми встретился со мной на автостоянке и дал маленькую бутылочку с жидкой экстази.

— Смотри поосторожнее, приятель, — предупредил он. — Очень легко переборщить, особенно если с выпивкой.

— Ладно. Спасибо, Томми.

— Ты уверен, что на правильном пути? — спросил он. Он так привык к тому, что на меня можно положиться, что когда ему казалось, что я колеблюсь, Томми становился очень мрачным и покровительственным. Это всегда вызывало у меня улыбку, и я всегда этому радовался.

— Я воспользуюсь этим только в случае крайней необходимости, — пообещал я.

В небольших дозах жидкий экстази действовал как обычная таблетка, но в сочетании с алкоголем мог свалить мужика с ног. Я не любил им пользоваться, но часы тикали все громче.

Я ехал сквозь ночь с опущенными стеклами — влажный ветер задувал в машину, — старался дышать глубже и осознать, что́ только что видел. Я вспомнил, что сказал Дэвид Мануэль: «Имеет значение то, что случилось двадцать, тридцать лет назад». Я задумался, как много он может знать и что еще рассказала ему Эмили. Подтвердила ли она, что Сандру изнасиловал собственный отец? Что она дополнительно рассказала о себе? Я позвонил Мануэлю, но телефон был отключен. Я оставил послание, что еду, но опаздываю.

Когда я въехал на площадь, то ясно почувствовал запах дыма. Спутать его с туманом на этот раз было невозможно. Я вылез из машины и увидел, что дым идет с верхнего этажа дома Мануэля. Пожарной машины пока не было, только несколько соседей собрались и, очевидно, семья Мануэля, в истерике мечущаяся по саду. Я узнал жену Мануэля, стоящую в дверях.

— Миссис Мануэль, я Эд Лоу. Я встречался с вашим мужем сегодня утром. Я детектив.

— Он там в ловушке. Пожалуйста, попытайтесь его оттуда вытащить.

Высокая девушка лет пятнадцати, с такими же темными волосами, как и у жены Мануэля, плакала. Она повернулась ко мне.

— Уже лестница горит.

Я вошел в дом и попытался подняться по лестнице. К третьему этажу дым слишком сгустился, и жар стал невыносим. Я не смог двинуться дальше, не видел открытого пламени, но слышал треск, как у какой-то адской машины.

Я спустился вниз и через кухню вышел в сад. С первого этажа вверх до третьего вела ржавая пожарная лестница. Я влез на плоскую крышу кухни и взобрался наверх, до крыши. Через темное окно чердака я видел яркие языки пламени, яростно пожирающие все вокруг. Разглядеть Дэвида Мануэля мне не удавалось, и я решил, что он потерял сознание, надышавшись дыма. Крыша была сделана из цементных плиток, и я решил, что надо попытаться отломить несколько расшатавшихся, бросить их в окно и разбить его. Тогда приток воздуха вернет ему сознание, но я боялся, что одновременно огонь может разгореться еще сильнее. Как выяснилось, мой план и сомнения оказались напрасными. Я бросил плитку в окно; она отскочила от двойного стекла, прокатилась по крыше и свалилась с высоты третьего этажа, разбившись вдребезги о булыжную мостовую. Как будто вызванный каким-то духом, Мануэль внезапно появился в окне — призрак в зеленом, руки и плечи в огне. Руки потянулись вперед, чтобы открыть окно. Когда он распахнул его, языки пламени за его спиной взметнулись выше, изнутри послышался рев пламени и Мануэль выпал из окна головой вперед на крышу надо мной. Теперь горели и его спина и длинные волосы. Он судорожно дергался, как насекомое, попавшее на гриль. Я позвал его, но он уже ничего не слышал, ничего не видел. Он на четвереньках сполз по крыше, и мне показалось, что он собирается прыгнуть вниз. Я протянул руку, чтобы схватить его, но тут он встал, сделал шаг в ночь и упал, как горящий ангел, вниз, в сад.

Когда я слез с лестницы, вой сирен раздавался уже совсем близко, но им не удалось заглушить горестные вопли семьи Мануэля, наблюдающей за всем снизу. Его рыдающая жена прижала к себе дочь и девочку помладше; два подростка разрывались между необходимостью подойти к изуродованному телу отца и нормальным человеческим желанием отвернуться. Пожарная бригада тянула шланги через дом, и горе семьи потонуло в официальном вмешательстве. Пожарный попытался задержать меня, но я ускользнул и смешался с соседями и зеваками. Появилась полиция. Хотелось бы знать, кто был последним клиентом Мануэля, но спросить у жены я не мог. Весьма вероятно, она и не знала. Я же только знал, что Мануэль собирался рассказать мне услышанное от Эмили Говард, и теперь он был мертв. Трудно было поверить, что эти два факта не связаны.

Я взглянул на себя в зеркало заднего вида и едва не съехал в кювет: лицо почернело от дыма, волосы запорошены пеплом — я выглядел как собственный негатив. Я остановился около гостиницы в Доннибруке, быстро прошел через вестибюль в туалет и тщательно вымыл лицо и почистил одежду. Шел уже первый час ночи, а я находился в дороге с шести утра. Сказал себе, что самое время улечься спать. Я пошел через вестибюль с твердым намерением послушаться себя самого. Но бар был все еще открыт — там проходило некое действо, которое они обозвали «Фестиваль Хэллоуин», — не только ночь, но бесконечный уик-энд, и я решил, что если человек видел то, что только что видел я, он заслуживает выпивки. Бар был набит людьми, выглядевшими так, будто они веселились слишком долго и им нужно домой, но они забыли, где их дом. Я такую толпу люблю. Я сел к стойке и заказал чашку кофе, затем, когда кофе принесли, попросил двойное виски, как будто только что об этом вспомнил. Положил сахар в кофе, добавил туда виски и выпил все в три глотка. Пойло обожгло мне горло и согрело желудок, а также заставило снова почувствовать себя наполовину живым. Я преуспел на пятьдесят процентов лучше, чем Дэвид Мануэль. Голос в голове напоминал, что мне нужно ехать домой, выспаться как следует, и тогда все будет выглядеть по-другому, а может быть, и в самом деле будет другим. Я призадумался над этим, но сумел додуматься только до того, что где-то бродит убийца, что он (или она) только что убил снова и что все, на кого я работал — Сандра Говард, Шейн Говард, Эмили Говард, Джонатан О'Коннор, Деннис Финнеган, — находились в опасности и могли оказаться следующей жертвой. Точно так же любой из них, и, возможно, даже не один, мог быть убийцей. Я был единственным, кто знал про все взаимосвязи. Убийца не выказывал ни малейших признаков того, что собирается остановиться. Это означало, что и мне нельзя останавливаться. Возможно, я сумею немного поспать, как те старички во время ночной службы в церкви в Вудпарке. Но может, это было бы неразумно, ведь ни про одного из этих старичков нельзя было с уверенностью сказать, что он проснется. Я проверил мобильный, чтобы узнать, не прислала ли мне Марта О'Коннор записку с информацией, о которой я ее просил. Но телефон, который я достал из кармана, оказался не моим, а Дэвида Брэди. Текстовые послания я уже проверял; я заказал еще кофе и проверил списки поступивших звонков, равно как и исходящих, сравнивая их между собой. В моем мобильном имелся список и номера главных действующих лиц дела. Для некоторых из входящих звонков номера не определились. Были звонки Эмили и от нее в дни, предшествовавшие убийству. Я обратил внимание на номер Эмили, появившийся наряду с ее именем и которого у меня не было. Подумал, не позвонить ли ей, но время близилось к часу ночи и мне не хотелось ее будить, если она уже заснула. Я послал ей текстовое послание, где выразил надежду, что она в порядке, и попросил связаться со мной при первой возможности.