— Кто?

— Президент и премьер.

— Ну, это только слова, а не закон. Дума такого закона не принимала. А вот триста двадцать вторая — два статья введена. Еще в тринадцатом году. И от нас требуют соблюдения закона и, соответствующе, привлечения к ответственности нарушивших ее.

— А кажное слово царя было законом, потому как — царское.

— Петровна, у нас президент и эРФэ, то есть Российская Федерация, а не царство.

— Короче, Павлова откатает у вас пальчики. Павлова, приступайте.

— О господи, что это?..

— Не беспокойтесь, краска такая. Давайте ваши пальчики… Так… Так… Сюда… Теперь сюда… Так, так.

— Господи, какая гадость, она же не отмоется!

— Отмоется, отмоется. Иначе знаете сколько у нас граждан ходили бы с черными пальчиками? Сплошь и рядом. Не волнуйтесь. Все будет в порядке. Вот так.

— И распишитесь.

— Что это?

— Что вы ознакомлены с тем, что вам избрана мера пресечения в качестве подписки о невыезде и надлежащем поведении.

— Хых…

— Это чего там?

— Кот с кошкой.

Теперь уже Вася зажимал себе рот.

— Да вы чего? Она же безногая женшшина! У ней ноги не действуют совсем уже скоко годов-то! Бобров! Ты же сам знаешь!

— Ты, Петровна, не ори и не митингуй здесь. И не гляди так честно. А то враз прокачаем на предмет самогоноварения и незаконной продажи продукта этого самого гонения, а?

— Нет, но правда, анекдот какой-то просто… Вы думаете, я могу на колясочке своей далеко уехать?

— Мы, гражданка Терехова, ничего не думаем.

— Хых…

— В районном суде прошло заседание по вашему делу, принято решение, что суд состоится в вашем доме, так как в районном суде нет соответствующих приспособлений для доставки в помещение инвалидов-колясочников. А до суда вам избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. И, Бобров, зачитай напоследок, чтобы расставить точки…

— Кхм, кха! «Терехова Татьяна Архиповна, будучи гражданином Российской Федерации, преследуя личные интересы, решила совершить фиктивную регистрацию иностранных граждан по месту жительства, заведомо зная о том, что они не имеют намерения проживать в принадлежащем ей жилом помещении. Понимая, что ее действия будут носить противоправный характер, на предложение иностранных граждан Терехова Тэ А дала добровольное согласие, тем самым выступила принимающей стороной и заключила фиктивный договор безвозмездного пользования жилым помещением».

— Ну… Там же прямо говорится у вас, что безвозмездно…

— А это не меняет сути дела. Да и вы сами признались, что выгода для вас здесь имеется.

— Та же, что и у тех украинцев, которые мою бабушку приютили с мамой и другими ребятишками…

— Ох, и любят у нас по любому поводу козырять Великой Отечественной. Чуть что — так Великая Отечественная. Дед в танке горел, бабка раненых собирала. Но не вы же?

— У меня есть память о бабушке, маме…

— Кроме памяти, гражданка Терехова, надо еще иметь совесть!

— Хых-хы…

— Сколько же у вас тут кошек? Эти крутятся, котенок… Лучше бы на строительство храма лишние деньги переводили. А то иконки везде, верующие вроде. Бобров, ведь решено храм в соседней деревне, откуда этот Зык удрал, возводить?

— Так точно, товарищ капитан. Камень заложили, из центра священники приезжали, пели, святили.

— Во-от. О чем и речь. Ведь как сказано в Библии? Судите по делам. Так и делайте. По существу, а не для вида. Все, поехали дальше.

— Сказано: не судите да не судимы вы будете! — не выдержала соседка Петровна.

— Нет, Петровна, ты точно нарываешься. Смотри, тебя мы судить все равно будем, если уж возьмемся. Никакие тебе заповеди не пособят.

Дверь хлопнула.

— Анчихристы! — выпалила Петровна.

А Вася уже рассмеялся в полный голос.

— Ай. Так у тебе ишшо эти турысты?

— Да.

— Чего ржешь-то? Чего слова не сказал в защиту женшшины?

— Это он с отчаянья, тетенька! — воскликнула Валя.

— С отчаянья… Ржет, ровно лешак какой. Я такей смех на болоте слышала… А Бобер? Ну, паразит! Ведь паразит, азиат!

— Да он вроде наш, местный, — возразила Татьяна Архиповна.

— Как будто здесь не Азия, хыхыхых, — смеялся Вася.

— Да чего они у тебя на печке-то дрыхнут?! Уже дождя нет. Лучше бы воды наносили, дров, полы вымыли. Или ты и этих собираешься прописать, Танька?

— Ну хватит тебе, Петровна. Отстань от ребятишек.

— Хо! Ребятишки. У этого вон бороденка, как у дьяка. А ну, вставайте, делом займитеся. Не думайте, что и вы можете тут сидеть на шее у беззашшитной женшшины.

— Да ничего мы не думаем, тетенька, — сказала Валя, первой соскакивая с печки.

— Во, лохматая. А уже день на дворе.

— Перестань же, Петровна, это я их заговорила за полночь, — объяснила Татьяна Архиповна.

— Ну ясно. Ты-то всех привечаешь и покрываешь. Той Зык-Язык придет, и его сховаешь в погребе?

Татьяна Архиповна махнула рукой. Вася тоже слез с печки, хотя ему и не хотелось встречаться с горластой этой Петровной. Та уже оскалила щербатый рот в жестокой улыбке и рукой не прикрывалась.

— Ишь, ишь, конопатый, котик рыжий, работничек. Что ж ты водички-то бездвижной женшшине не принес? Я же вижу, кончается вода, всю выдули, архаровцы. Давай, бери ведра и на колонку.

Вася начал медленно бледнеть.

— Да погоди ты, не приставай! — остановила ее Татьяна Архиповна. — Дай позавтракать людям.

Вид у Татьяны Архиповны был опечаленный, глаза стали глубоко-темными. Она пробовала оттереть испачканные черной краской пальцы бумажкой. Тут краской заинтересовалась и Петровна, попросила показать руки. Послюнявила бумажку и принялась оттирать их.

— Не! Не бярет, чума. Да, это долго теперь так и будешь проштампованной. У моего, когда снимали тоже, держалось потом. Так он бензином. Есть у тебе? Принесть?

— Фу, не хочу.

— Ну, главное, что ты теперь от их не удерешь никуды. Приковали подпиской-то.

— Как крепостную, — подал голос Вася.

— Ух, я бы этого Бобра так и пришибла бы! Морда собачья.

— Да? — живо спросил Вася.

— Ой, горишь с им встренуться? Прям жалко, что не побалакали, а?

Вася смутился.

— Петровна, да перестань ты нападать на странников-то.

— Так что ж… Завели мене.