Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лазарь Моисеевич устало вздохнул и вытащил означенную папку из стопки ее сестер.
На первый взгляд идея и правда была неплоха – отказ от строительства однопутных железнодорожных магистралей. Строить не менее двух. Получалось, конечно, дороже, но логистика значительно упрощалась. Вагоностроительные заводы работают на износ, в три смены – ибо стремительно растущая советская экономика пожирала поезда с какой-то фантастической скоростью. И понятное дело, что столь быстро увеличивающаяся нагрузка порою устраивала железнодорожникам настоящую мигрень. А простаивание поездов на запасных путях – это простаивание производств, для которых они везут материалы, оборудование, ресурсы. Рост издержек, проблем, срывов планов – кому это надо?
"Двухпутный" проект теоретически мог помочь. Как минимум, хотя бы с пассажирскими поездами разруливать ситуации станет легче, благо в таком случае у него всегда будет своя линия, и товарняк перестанет простаивать, пропуская везущий граждан состав. Плюс, бесспорно. Но вот класть вторую линию – это же не бесплатное удовольствие. Совсем не бесплатное.
С другой стороны, развивать инфраструктуру все равно надо. И новые пути нужны. Хоть вот в тот же Иран стройку готовим. Всегда "двухпутка"? Ну, до абсурда только не доводить, кое-где она особенно-то и не нужна, но в целом за основу можно принять. Напряженная работенка. А усталость свое уже берет.
— Товарищ Драгомиров, можно личную просьбу? — нарком по-стариковски вздохнул. — Я по этой проблематике все организую, конечно. Но устал очень. Отпустите через годик-другой на пенсию? — и улыбнулся, словно оставлял себе еще шансы на превращение всей фразы в шутку.
Генеральный секретарь, однако, воспринял это серьезно. О чем-то задумался, повернув голову и глядя на окрашивающееся темным цветом небо. Покивал своим мыслям, что-то посмотрел в блокноте. Наконец, поднял глаза на сидящего перед ним человека:
— А давайте так, Лазарь Моисеевич. Как почувствуете, что все – баста, силы подводят, так и отпущу. Сразу. Только по-честному – не надо последние жилы рвать. Вы свое уже отбарабанили. Только кадры, надеюсь, после себя оставите? — и тоже раздвинул губы в улыбке, больше, однако, похожей на оскал.
"Вот так вот просто. Хоть сейчас, Лазарь, говори, что больше не можешь – и свободен. На даче посидишь, с внуками повозишься, — старый большевик даже представил себе эту картину, когда второй волной накатили совсем другие думы. — И оставить этих юнцов на съедение всяким там американцам? Нет уж, мы еще поборемся".
— Спасибо, товарищ Драгомиров. Тогда как только – так сразу. Нам, дореволюционным кадрам, молодежь пока еще есть чему поучить. А как уж придет время, так и отправимся на заслуженный отдых.
Лазарю Моисеевичу Кагановичу, человеку, организовавшему эвакуацию промышленности во время Великой Отечественной войны и спасшему тем самым миллионы жизней, предстоял еще не один год тяжелой работы.
* * *
Василий Скрыльник был ошарашен. Выставка достижений народного хозяйства потрясала воображение, выглядя чем-то фантастическим и непредставимым. Тем более для вчерашнего колхозника из глухой вятской деревни.
Казалось, что здесь можно найти все – от булавки, выпускаемой на маленьком заводе, до полномасштабной модели ракеты, отправившей в космос Спутник. Но не это ввергло степенного мужчину в ступор, а макеты зданий отдаленного и не очень будущего, показывающие, как будут выглядеть города и поселки страны советов уже скоро.
"Дом деревенский, стандартный, типа 6А" влюбил в себя Василия сразу. Информация на табличке, которую, шевеля губами, прочитал колхозник, гласила, что в течение ближайших десяти лет такие дома будут строиться в деревнях и поселках СССР десятками тысяч. И "малая Родина" Скрыльника являлась одной из экспериментальных местностей, где впервые будут применять новые подходы к массовой застройке.
Это буквально кричало о том, что полюбившийся с первого взгляда домик вполне может оказаться в его собственном распоряжении.
Прикидывая, как и что он сделает внутри, Василий одновременно представлял, как обрадуется жена. Мария Сергеевна их нынешним домом особенно-то и не гордилась, благо тот представлял собою довоенное еще строение, пока крепкое, но уже демонстрирующее признаки увядания и развала.
А вот этот, "тип 6А" – он да, подошел бы на все сто. Все ведь продумано-то как… Прям как у немчуры, что на фронте видал.
Василий понятия не имел, что за основу "домов деревенских, стандартных" советские строители взяли распространенный еще в довоенной Германии проект, слегка его изменили для возможности применения новых технологий и подготовили к массовому производству.
Хотя, конечно, без вмешательства генсека и здесь не обошлось. Благо на немецкие дома он тоже насмотрелся в свое время. После того, как ему на стол положили первоначальный вариант "улучшенного" проекта, Драгомиров едва ли не онемел. Поскольку памятные ему приличные дома неожиданно превратились в нечто очень похожее на барак.
Вдумчивое рассмотрение выявило вопиющие проблемы с пониманием некоторыми архитекторами вопроса технологичности. Почему-то они решили, что достаточно выкинуть все "лишнее", максимально удешевить – и получится гораздо лучше. Действительно, зачем советскому колхознику подвал? Или, там, канализация? Деды их без всяких канализаций и сантехник жили – и ничего, нормально…
Попытка Драгомирова выяснить авторство этой "замечательной" во всех отношениях парадигмы успеха не принесла. Все пожимали плечами и кивали друг на друга. "Всегда так делали", "что в этом такого", "логичный же подход". Как строительство бараков для собственного населения может быть логичным, Богдан не понял, а потому медленно, но верно приходил в бешенство.
На счастье товарищей от жилого проектирования среди них нашелся умный человек, Марк Владимирович Гайзен, довольно быстро сообразивший, к чему идет полемика, и вызвавшийся "дом стандартный" перепроектировать в минимальные сроки. С задачей он справился просто блестяще, заработав Государственную премию в качестве материального поощрения и многочисленные благодарности простого населения в качестве поощрения духовного. И немолодой архитектор не знал, что в пошедшей другим путем истории он должен был умереть еще в сорок первом году, сражаясь в рядах ополчения против наступающих немецких войск.
Мгновения прошлого. Ноябрь 1941-го года, Берлин.
Мрачное здание Рейхминистерства авиации, серой скалой возвышающееся над окружением, сегодня, вопреки обыкновению, фюрера только лишь расстроило. Мелькнула мысль перенести совещание куда-нибудь еще, но железной волей была отброшена в сторону.
Армия, флот, авиация, разведка – опозорились все. К данному моменту это стало очевидным даже для дилетантов, в военном деле не понимающих почти ничего. Наступление на Москву выдохлось, и взять ее до конца года возможным уже не казалось. Обещаниям Кейтеля Гитлер верить более не хотел и осознавал, что пришла пора брать руководство Вермахтом в свои руки.
Большевики оказались неожиданно сильны. Никаким "колоссом на глиняных ногах" даже и не пахло – русские унтерменши дрались как одержимые, обильно поливая немецкой кровью каждый метр отдаваемой ими земли. Одержимые Сталиным, точно.