…Эта дайонка была такой же маленькой гадиной. К тому же, она не спросясь влезла в его сознание, вытащив оттуда все, что Фрэнк скрывал даже от самого себя, и теперь пользуется своим преимуществом, чтобы всласть поиздеваться.

Она не учла только одного обстоятельства. Он — не Фридрих. Здесь она просчиталась. Фрэнк способен за себя постоять.

А вот то, что она выдала себя, сообщив о своем родстве с Чеоном, — отличная информация. Ему нужен союзник, добровольный или нет, неважно. Чеон подойдет для этой цели — о, еще как. Дайонский маг сделает все, чтобы спасти свое отродье — родственные чувства у этого вида гуманоидов очень сильны.

— Прости, — сказал Фрэнк. — Я был неправ. Я сорвался. Ты хочешь мне помочь? Прекрасно, детка, поверь, я не останусь в долгу.

Ее психическая энергия больше не пробивала сознание Фрэнка. Одо еще пробовала пошарить в его голове — он чувствовал это — но тщетно. Теперь ей придется оперировать только произнесенными вслух словами. Может, Одо и была от природы телепатом очень высокого уровня, но при всем том оставалась ребенком, маленькой девочкой, способности которой были пока далеки от совершенства — им еще только предстояло проявиться вполне в относительно недалеком будущем. Сейчас же она ощущала темную энергетическую эманацию, исходившую от человека, проблемы которого столь опрометчиво решилась взвалить на себя, явно не рассчитав собственные силы. Фрэнк подавлял ее. Одо боялась его до судорог, но отступить не могла.

Остановить зло на себе. Ею двигало то же самое стремление, что совсем недавно заставило Айцуко выступить против Фрэнка. Только Одо видела это зло иначе. С ее точки зрения, сам по себе человек не мог им быть, и она приготовилась к иному бою. Не против Фрэнка, а за него и вместе с ним — против той жестокой силы, которая сделала его тем, чем он сейчас был. Фрэнк нуждался в ней больше, чем Тревер. И гораздо больше, чем Джош, с которым Одо была знакома всего каких‑то пару часов или даже и того меньше. Тем двоим не угрожала единственная настоящая опасность внутреннего разрушения. А этот стоял на самом краю бездны. Одо вовсе не рассуждала подобным образом, на это у нее даже не хватило бы словарного запаса и способности делать столь сложные логические умозаключения. Просто она именно так чувствовала. Так учил ее прекрасный мудрый дед. Ты всегда должна быть рядом с тем, кому нужна сильнее, с тем, кому хуже всех.

Она отлично ощущала неловкую ложь Фрэнка и знала, что на самом деле он безумно ее ненавидит. От него шли волны физической опасности. Одо отчаянно хотелось бросить его и убежать к другим, «светлым» людям. Но она справилась со своей слабостью и шагнула вперед, так что теперь Фрэнк видел ее прямо перед собой на расстоянии вытянутой руки.

— Тревер ищет тебя, — сказала дайонка. — И лучше тебе с ним сейчас не встречаться.

…А вот это было точно замечено. Тревер действительно в тот момент двигался в сторону помещения, в котором оставил Фрэнка, и настроен был очень решительно. Он вслух выругался, убедившись, что его худшие опасения подтвердились. Электронный замок подвел, и его враг сумел сбежать. Тревер упрямо и методично обшаривал каждую щель с помощью примитивного древнего, но оказавшегося весьма кстати, устройства — электрического фонарика с автономным питанием. Такие штуки и прежде не раз его выручали, поэтому Тревер не напрасно всегда следил за тем, чтобы в наличии имелось достаточное количество портативных аккумуляторов. Огонь, как и оружие, пускай хотя бы нож, следует иметь при себе в любых обстоятельствах.

Длинный мощный луч метался по стенам, разрезая тьму, точно лезвием, но увы, пока бесполезно. Скорее всего, Фрэнк успел покинуть Центр, и продолжать бродить здесь бессмысленно. Рейнольдс исчез, черт бы его побрал. Хуже того, он, похоже, прихватил с собой Одо. Тревер подумал, что обещал позаботиться о ней. Так же, как несколько месяцев назад уверял Идис, что позаботится о безопасности Джоша. Кажется, он подвел всех, кого только мог, и его слова не очень‑то дорого стоят. Почему‑то размышления на сей счет угнетали его сейчас едва ли не сильнее, чем вся ситуация в целом. Торнадо, землетрясение, ионная буря невиданной мощности, нашествие взбесившихся андроидов — мелочи жизни по сравнению с ощущением того, что ты, возможно, совсем не тот, за кого так старательно себя выдаешь. Когда рушится все вокруг, это еще полбеды. С тем, что вовне, можно сразиться и даже иметь вполне реальный шанс победить, при условии, что все в порядке с самим собой.

А с ним явно было не все в порядке. Иначе Одо сейчас не оказалась бы в руках разъяренного, непредсказуемого, обезумевшего Фрэнка. Или «Фридриха», как она отчего‑то с параноидальным упрямством называла его.

Тревер привык считать себя человеком действия, совершенно не склонным к бесплодной рефлексии, обычно не мучался комплексом вины и не терзал себя прочей ерундой вроде бесконечного самокопания, перетряхивания причин и следствий своих поступков. А тем более в такой ситуации, когда сидеть, сложа руки и стеная о собственной никчемности, — самое нелепое, что только можно себе представить. Так он не найдет Одо. И не выяснит, какая неведомая дрянь вырубила электронные устройства Олабара. И Фрэнка ему не удастся остановить.

Дискета все еще была при нем. Тревер ощущал ее как некое самостоятельное живое существо, едва ли не шевелившееся в кармане, напоминая о себе. Он должен найти способ передать информацию на Землю и затребовать помощь — но как?! Ради всего святого, он даже отдаленно не представлял себе, что может для этого сделать! Так погано Тревер давно уже себя не чувствовал. Он подумал, что нынешняя ночь — одна из самых долгих в его жизни. Полная тьма снаружи, в мозгах и в душе. Проклятье.

И тут он услышал короткий, отчаянный, немедленно оборвавшийся вопль. Одо!.. Тревер, не помня себя, бросился на ее голос и почти сразу увидел маленькую дайонку. И Фрэнка, который держал ее, демонстрируя полную готовность прикончить.

— Пусти ее, — задыхаясь, крикнул Тревер. — Ты, псих, отпусти ребенка, она не сделала тебе ничего плохого!

— Это мне решать. Стой на месте и брось оружие.

— Фрэнки, опомнись, что ты творишь?! Давай разберемся по — мужски, никого не впутывая в это дело. Только ты и я.

Дикий страх за девочку разрывал ему сердце, Тревер даже не знал прежде, что способен так отчаянно чего‑то бояться. Одо снова закричала — Фрэнк ударил ее.

— Ладно, — Тревер скрипнул зубами, с грохотом швырнув пистолет на пол. — Все, я безоружен. Ты доволен? Чего ты добиваешься?

— Заткнись.

— И что дальше? Лицом к стене, руки за голову, да?! Совсем спятил? Слушай, мне плевать на тебя. На то, что ты подонок и все такое, пропади ты пропадом, Фрэнки. Можешь валить отсюда на все четыре стороны, я тебе мешать не собираюсь, делай что хочешь, но…

Черное небо внезапно озарилось зловещими острыми языками далеких сполохов — зеленоватыми, оранжевыми, темно — багровыми, точно кровь, отдаленно похожими на северное сияние, которого в Олабаре никогда не бывало. Тревер вздрогнул и бросил взгляд в окно. Фрэнк тоже. На несколько мгновений стало светло, как днем. Зеленовато — оранжевое свечение было удивительно ярким, и благодаря ему стали отчетливо видны несколько странных фигур, приближавшихся к Центру. Это была небольшая, но поистине фантасмагорическая процессия. Человек, наверное, всего с десяток, среди которых, судя по внешним данным, не было ни одного дайона… причем на всех лицах было запечатлено немыслимое выражение полнейшей отрешенности. Застывшие черты, пустые, как у зомби, глаза. И двигались эти люди тоже как зомби — с какой‑то гнетущей целеустремленностью, точно живые куклы, следующие каким‑то никому, кроме них самих, не слышным указаниям, но в то же время на удивление слаженно, будто составляли нечто целостное. Единое. Никто из них не был сам по себе. Так могут идти слепые термиты. Одо тоже увидела их, отстраненно, вяло удивившись тому, что, оказывается, может бояться еще больше, чем пять минут назад, когда Фрэнк схватил ее. Все‑таки он был человеком. А эти — эти лишь имели человеческий облик, во всем же остальном представляли собою нечто иррациональное и беспредельно враждебное. Одо попробовала проникнуть в мысли хотя бы одного из них — на таком расстоянии она вполне могла это сделать — но проникать оказалось не во что. Мыслей не было. Совсем. Мозг существ был абсолютно, первозданно чист. Они дышали и шевелились, но людьми при этом не были. Они не помнили своих имен и не знали, как выглядят их лица.