Между тем, ни один западный корреспондент не обратил внимания, что в кабинете Сергея Куприянова в качестве портрета Путина прикреплена на стене увеличенная и забранная в багет обложка журнала «Шпигель», где Путин в форменной военной шапке смотрит на Европу поверх газовых труб, словно поверх артиллерийских стволов. А портрет главы правления Алексея Миллера висит у Куприянова вместе с рекламой пива Миллер, украшенной слоганом «It’s Miller Time». Удивительная ненаблюдательность.

Мы спрашиваем у замглавы правления Александра Медведева, почему компания Газпром имеет на Западе такой плохой имидж, что приходится для исправления этого имиджа нанимать американские пиар-конторы и спонсировать немецкий футбольный клуб «Шальке 04». Медведев отвечает, что имидж плох будто бы оттого, что большинство статей западных корреспондентов инспирированы конкурентами. Удивительная мнительность.

У других газпромовских начальников портреты Путина и Миллера если и не являются перепечатанным из иностранных изданий карикатурами, то представляют собою фотографию (часто вместе с хозяином кабинета), просто фотографию, вроде семейной, в простом паспарту.

Настоящие портреты, изображающие отцов-основателей, руководителей и вождей, висят в приемной при входе в зал заседаний правления. В тяжелых дубовых рамах, в человеческий рост величиной, писанные маслом по холсту, с мудрыми и добрыми глазами, с судьбоносными документами в руках – советский министр нефтяной и газовой промышленности Алексей Кортунов, его преемники Сабит Оруджев и Василий Динков, последний советский газовый министр и первый глава концерна Газпром Виктор Черномырдин, его преемник Рем Вяхирев. Нынешнего главы Газпрома Алексея Миллера в портретной галерее пока нет. Портрета президента Путина в галерее при входе в зал правления Газпрома тоже конечно нет. Потому что для страны Газпром президент Путин никто – так, глава другого государства.

Рецепт счастья

Если же посмотреть, как в стране Газпром живут люди, то люди живут неплохо. Лучше, чем в целом по России: деятельно и счастливо, трезво, весело и небедно. С газпромовским инженером мы летим на вертолете вглубь полуострова Ямал, на Байдарацкую губу, на берег Ледовитого океана, туда, где строится городок газовиков, долженствующих проложить по тундре участок газопровода и построить посреди пустоты компрессорную станцию. Мы поругались с вертолетчиками. На этот раз свободного вертолета компании «Газпромавиа» нам не досталось, и мы вынуждены были воспользоваться услугами местной авиационной компании «Ямал». Командир обшарпанного Ми-8 сначала сказал нам, что к Северному Ледовитому океану не полетит, потому что там, дескать, нет погоды. Мы попросили его показать метеосводки, и он отвечал: «Ну, ладно, есть погода». Потом командир заявил, что не полетит к Северному Ледовитому океану, потому что у него до океана не хватит горючего. Мы попросили его показать приборы и особенно датчик топлива. «Ну, ладно, полечу», – отвечал командир, которому просто было лень лететь четыре часа над тундрой и наплевать, что завтра у людей там в лагере окончатся еда и солярка, чтобы отапливать строительные вагончики, в которых люди живут.

Инженер, с которым мы летим, говорит, что газпромовские вертолетчики никаких подобных капризов не позволили бы себе никогда в жизни. Люди у них работают честно.

Мы миновали отроги северного Урала, мы пролетели бескрайне разлившуюся реку Обь, мы потеряли счет времени, которое висели над тундрой, различая внизу только стоянки ненцев. Пара сшитых из шкур яранг, стадо оленей неподалеку, а вокруг – непроходимая пустота, так что непонятно, как посреди этой пустоты могли оказаться люди. Наконец вертолет снижается над полярной станцией газовиков и, перекрикивая шум винтов, инженер указывает на несколько затерявшихся посреди тундры вагончиков:

– К зиме, – кричит инженер, – здесь построят столовую, обнесут территорию станции колючей проволокой и выставят охрану, – инженер смеется. – И будет совсем как на зоне.

Если учесть, что на полярных станциях Газпрома сухой закон и нельзя выпить даже пива, если учесть, что, выйдя со станции в тундру, идти некуда, если учесть, что уехать со станции самому невозможно, а можно только ждать, пока тебя со станции заберут, то место, в которое мы прилетели, действительно похоже на тюрьму. С той только разницей, что в это заключение люди заточают себя добровольно за высокую зарплату и пресловутый социальный пакет (то есть медицинская страховка, бесплатный отдых на море, бесплатные поездки домой, бесплатные кружки художественной самодеятельности, бесплатные спортивные занятия и ранняя высокая пенсия). Вместе с нами на станцию летят две поварихи, которым предстоит на полярной станции готовить рабочим еду, получая зарплату около тысячи долларов в месяц. Одна повариха – пожилая женщина, а другая – совсем молодая девушка. Девушка спит. Ее не пугает не только полет на разваливающемся вертолете, но и перспектива прожить полгода посреди пустоты в бараке, охраняемом людьми с настоящим боевым оружием и обнесенном колючей проволокой. Хочется спросить ее: а как же танцы?

Песни и танцы

Впрочем, танцы в стране Газпром тоже предусмотрены. Мы сидим с сотрудником пресс-службы Романом Сахартовым в газпромовском концертном зале, расположенном в главном здании компании в Москве на улице Наметкина. В этом зале каждый год происходят собрания акционеров, но сейчас – праздник, День газовика. В День газовика на главной сцене Газпрома выступают сотрудники компании, победившие в газпромовском конкурсе художественной самодеятельности «Факел».

Всех победителей конкурса Сахартов знает лично и тихонько рассказывает о каждом из выступающих. Вот поздравительную речь зачитывает зампред правления Газпрома Ананенков. Он вытаскивает из кармана сложенную вчетверо бумажку с заранее приготовленныт текстом. Класть бумаги в красивые папки в Газпроме не принято. На протокол в Газпроме наплевать.

Вот начинается концерт, и девочка лет семи исполняет гимнастические чудеса, заворачиваясь в узлы и просовывая собственное тело по пояс у себя между щиколоток, как умеют только китайские спортсменки. Сахартов про нее рассказывает, что девочка к Газпрому не имеет никакого отношения, что родители у девочки спились, а бабушка просто отвела малышку в студию, устроенную компанией «Томсктрансгаз».

Вот дети из тюменского ансамбля «Лапушки» танцуют танец пингвинов. И очень неплохо, между прочим, танцуют, если бы танцы детских ансамблей не напоминали так неизбежно советские времена.

Вот певица по имени Алина поет протяжно, опять же как на советских юбилейных концертах:

Спой мне, матушка, спой

О людях с душою красивой.

Спой мне, любимая, спой

О матери нашей России.

Сахартов рассказывает что-то о внутригазпромовской профессии певицы, но хочется слушать текст и думать, что Газпром по отношению к России – это дочерняя страна, как у самого Газпрома бывают дочерние компании.

Потом – фантастический по професионализму – эквилибр в исполнении девушки, про которую Сахартов шепчет, что она, кажется, работает в «Запсибгазпроме» бухгалтером. Потом сотрудник «Оренбурггазпрома» по имени Виктор поет (и неплохо!) арию Мистера Икс из оперетты «Принцесса цирка». Потом на сцене появляется девушка из «Оренбурггазпрома» Людмила Несветаева, чтобы спеть песню собственного сочинения: