– А ты, дядя Лева, что скажешь? – спросил Гриша, когда все немного утомились.

С точки зрения Льва Лашезина, вопрос прозвучал рановато. Вожак не по силе, не по избранию, а просто потому, что не нашлось иных явных претендентов, предпочел бы оставить за собой последнее слово.

– Уходить, – сказал он, как гвоздь вбил. – Сегодня же. И налегке.

– Без волокуш? – встрепенулся Халтюпкин, явив обликом сильно озадаченного гнома. – А мясо, что накоптили, куда?..

– Бросить.

Кто-то досадливо крякнул. Кто-то, скинув меховой колпак, шумно чесал в затылке.

– Дядя Лева, я не понял, – качая головой, сознался Гриша. – Объяснил бы ты, а?

– Пожалуйста. Шахту видишь? Здесь велась добыча руды. Как, по-твоему, руду отсюда вывозили?

– По реке.

– Ты видел на берегу что-нибудь хоть отдаленно напоминающие причальные сооружения?

– Тогда по дороге. Вон по той, что заросла.

Лашезин поощрил Гришу кивком и улыбкой.

– Хорошо мыслишь, валяй дальше. По дороге, ведущей куда? В пределах тысячи километров тут нет ни одной железнодорожной ветки. Такое расстояние для рудовозов да по грунтовке – это несерьезно.

– Значит, к другой реке.

– А смысл?

– Может, наша река в низовьях непроходима для барж. Перекаты какие-нибудь…

– В голове у тебя перекаты. Еще варианты есть?

– Отвали!

– Ну извини, извини… Нет, я серьезно. Дана задача: заброшенный в приполярной тайге медный рудник. Есть законный вопрос: как отсюда вывозили руду?

– Ну и как, по-твоему? – петушино воскликнул Гриша.

– По дороге. Но только не до железнодорожной ветки, а до обогатительного комбината. Всего несколько километров. Есть такие мини-комбинаты, они перебрасываются по воздуху и монтируются на месте. Они же обогащают руду до такой кондиции, что ее становится рентабельно перевозить воздушным транспортом. Грузовыми дирижаблями. Выработанная жилка была дохленькая, поэтому здесь не было нужды строить что-то фундаментальное. Забросили несколькими рейсами оборудование и рабочую силу, развернулись, за несколько лет сняли пенки – и эвакуировались. Давно проверенная и довольно выгодная технология, если учесть мировые цены на медь. По всему миру крупных месторождений не осталось ни одного, в ход идет всякая мелочь, которой сто лет назад еще брезговали…

Несколько секунд все молчали – усваивали информацию. Затем насупились, и кое-кто грозно заворочался.

– Это надо понимать так, что поблизости от нас полно всякой техногенной дряни? – хрипло и мрачно вопросил Гойко. – А ты знал и молчал?

– Не передергивай, – осадил дядя Дева. – Я только предполагал. Улавливаешь разницу между знанием и предположением?

– Показать тебе разницу между побоями и оскорблением действием?

– Отложи до лучших времен.

Только олимпийское спокойствие дяди Левы уберегло его от расправы. Поворочались, покряхтели, покрутили головами – мол, вот ведь змей какой! – и никто не решился первым поднять кулак. Гойко только свирепо сплюнул на снег.

– Я рассказал только о том, что я предполагал, – степенно и как бы не без сдержанного удовольствия продолжал Лашезин. – Ты еще не знаешь, на что я надеялся.

– На авось, как всегда?

– Не совсем. Я надеялся на то, что комбинат давно снят и место подчищено, так что аннигилировать могли разве что какие-нибудь остатки свай. А теперь я надеюсь совсем на другое – на то, что комбинат еще на месте!

Гойко фыркнул.

– Какой смысл оставлять его, если шахта заброшена?

– А если шахта не одна? Если поблизости имеются еще несколько, причем некоторые из них еще действуют? Такое тебе в голову не приходило?

– Ты знаешь что-то или просто гадаешь?

– Скажем так: предполагаю. Разве мы разведали, куда ведет грунтовка? Прошли по ней километра полтора и вернулись, потому что начался снегопад. Что там дальше, мы не знаем. А должны знать!

– Ну так сбегай да и узнай!

– Идти должны все и сейчас же, – тихо сказал Лашезин.

– Чего-о?! Сам иди!..

– Если комбинат существует, мы угоним грузовой дирижабль, – продолжал дядя Лева, как бы не слыша. – Я понятия не имею, каков там был план эвакуации, но убежден в одном: комбинат сейчас пуст. Насчет эксменов не знаю, но баб там точно нет – они в каком-нибудь убежище, Первоматерь знает где. Вывезены. По-моему, ждать, когда они вернутся, нет никакого смысла, верно?

– Верно! – крикнул Гриша. До него дошло первым, и он глядел на дядю Леву влюбленными глазами. Дядя Лева – это о-о-о! Голова. Мыслитель. Недаром он знавал самого Тима Молнию и даже, как он утверждает, был его прямым начальником… врет, наверное, но ведь почти во всяком вранье содержится доля правды, подобно тому как в местной руде содержится какое-то количество меди. В руде, которую вывозили отсюда на большом дирижабле…

В мгновенном видении-мечте сроду прежде не летавший по воздуху Гриша вдруг увидел себя вознесшимся высоко-высоко над тайгой, и выше его была лишь пухлая серебристая туша, нависшая над прочной и легкой гондолой, и на ее боку сверкало солнце, а внизу по сопкам и болотинам ползла колоссальная тень воздушного левиафана… Гриша даже зажмурился. Захватило дух. Вот это замахнулся дядя Лева!..

А ведь так и надо, мелькнула мысль. Только так. Судьба, говорят, любит дерзких. Ну, положим, это спорный постулат, зато доподлинно известно, что робких она точно не любит… Да и есть ли за что их любить?

…Двое суток спустя, уже привычно наблюдая из иллюминатора гондолы важно ползущую по тайге колоссальную тень угнанного без особого труда дирижабля, Гриша пришел к выводу: не за что. А впрочем, робкий не побежал бы из лагеря и, вполне возможно, был бы сейчас жив, вылечен, вымыт и даже накормлен чем-нибудь поаппетитнее надоевшего до рвотных позывов копченого мяса…

Или наоборот: мертв за ненадобностью. И даже захоронен, а то и кремирован как элемент цивилизации и потенциальный аннигиляционный материал.

Как только перегрузка исчезла, сменившись блаженством невесомости, тело, лежащее у Мустафы в ногах, издало вздох облегчения, затем застонало, зашевелилось, пытаясь принять позу поудобнее, и нездоровым голосом задало насущный вопрос:

– Все еще гонятся?

Кормовой локатор показывал, что да. Три точки, оставшиеся было далеко позади, теперь начали мало-помалу приближаться, нипочем не желая прекращать погоню. Сидели на хвосте, как приклеенные. Еще дальше и чуть в стороне экран пестрел многочисленными отметками целей – там шла как минимум эскадрилья полного состава, брошенная на поддержку преследующего звена. Хорошо, что главнокомандующая не сразу решилась разрушить боевой ордер, бросив все быстроходные корабли на перехват беглой капсулы. Подарила фору.