Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джонни Фитцджеральд начал свой доклад с ответа на те вопросы, которые Пауэрскорт послал ему из Санкт-Петербурга. Относительно финансового положения Мартина Уильям Берк сообщил, что определенной системы в работе со счетами у того не было, то густо, то пусто, однако по датам можно проследить взаимосвязь между снятием солидных денежных сумм и поездками в Россию. Билеты для своих экспедиций Мартин приобретал не через Форин-офис, а в ближайшей к дому конторе Кука — что вполне понятно, поскольку это были поездки по частным или, возможно, по шпионским делам. Затем, отхлебнув портвейна, Джонни перешел к описанию того, как жила-поживала миссис Летиция Мартин в деревушке Тайбенхэм.
— У меня есть для вас сюрприз, — сказал он, с удовольствием оглядев своих внимательных слушателей, — но, как опытный рассказчик, придержу его под конец. Первым делом следует сказать, к миссис Мартин в деревне хорошо относились. Она приезжала в Тайбенхэм верхом, никогда пешком или в экипаже, и это вызывало симпатию. В местных лавках ее хорошо знали. Викарий тепло отзывается, говорит, регулярно причащалась и щедро жертвовала на реставрацию церковного шпиля. Там висит плакат у входа, что, дескать, простоял наш шпиль четыреста лет, но, если вы не поможете, на будущей неделе может рухнуть. В радужно прекрасном образе миссис Мартин только одно пятно. Она вечно запаздывала с оплатой счетов. Иногда, как сказал мне мясник, долги не платила по году.
— Это так всегда было, Джонни, или недавно началось? — спросил Пауэрскорт.
— В последние годы стало совсем плохо, даже викарий об этом слышал. — Похоже, словам священника Джонни доверял почти как Святому Писанию. — Полученная информация согласуется с тем, что сказал Уильям относительно хаотического ведения банковских счетов.
— А как там у нас с полковником? — спросила леди Люси. — Мне не терпится узнать про полковника.
— Полковник! Я как раз собирался перейти к полковнику, Люси, — с ухмылкой произнес Джонни. — Полковник Питер Темлтон Фицморис служил в ирландской гвардии, проживал в Кэслфорд-Лодж, в десяти милях от Тайбенхэма. Должен вам сообщить, леди и джентльмены, — Джонни со значением посмотрел на каждого из присутствующих, — что прямые доказательства касательно того, в каких отношениях находились эти двое, они несколько… — Джонни помялся в поисках подобающего выражения, — несколько зыбки. Ненадежны. В суде не пройдут точно. Все началось в баре гостиницы «Кибитка и кони». Я имею в виду, не роман их начался, а некоторые сведения мне там сообщили. Минут за десять до открытия я разговорился с хозяйкой гостиницы, цветущей такой женщиной лет тридцати, на много лет моложе своего мужа. И она упомянула миссис Мартин и ее друга полковника, и так, знаете, многозначительно потрясла головой при слове «друг». А потом это стало повторяться повсюду. Ты ведь знаешь, Фрэнсис, есть люди, которые едут Бог весть куда и исследуют там всякие удивительные племена, задают им вопросы, записывают их — этнографы, кажется? — так вот, они могли бы не забираться на край света, а поизучать сельских жителей Кента. На тему «обычаи и способы общения». По-моему, ни один человек там не воспользовался такими словами, как «роман», «близкая дружба», «любовная связь», «любовь» — особенно, Боже сохрани, любовь! Они кивают — с самым наисерьезнейшим видом кивают, подразумевая, что собеседник прекрасно понимает значение такого кивка. Некоторые, кроме того, сбоку постукивают себя по носу — кто раз, а кто даже два. Другие выкатывают глаза. Паренек-кебмен, который возит народ до станции, считается бесценным свидетелем обвинения, поскольку однажды видел, как они вместе стояли на платформе с багажом. Никаких доказательств, что они вместе путешествовали с багажом, но все-таки!
— Так было или не было, Джонни, а? — смеясь, спросила леди Люси.
— Ну да, я думаю, что все-таки было. Видишь ли, я сегодня прокатился в Кэслфорд-Лодж. Полковника там нет, есть только экономка. Не знаю, чем это объяснить, но экономки почему-то куда общительней дворецких!
— Да потому, что они женщины, а ты мужчина, — вставил Пауэрскорт.
— Думаю, неуместно тебе таким образом принижать таланты собрата-сыщика, Фрэнсис. Недостойно. Она, эта экономка, не слыхала, что миссис Мартин умерла. Даже побледнела, когда я сообщил ей об этом. Хозяин-то как расстроился бы, если б узнал, сказала она. Он так хорошо к ней относился. Миссис Мартин как-то приезжала к нам погостить, так он потом неделю был на седьмом небе, вспомнила она. И разрыдалась! Я решил, что это неподходящий момент, чтобы интересоваться, кто в какой спальне спал, и уехал.
— Разве не странно, — сказала леди Люси, — что ее слова о реакции хозяина на смерть миссис Мартин могут относиться к нему как к мертвому, так и к живому! Я нахожу, что странно. Так что же, Джонни, жив наш полковник или нет?
— Не знаю. Экономка тоже не знает. Я, собственно, почти закончил, — вздохнул Джонни, оглядывая свой еще наполовину полный бокал. — Значит, так. Мы знаем, что местные к ней хорошо относились. Мы знаем, что она испытывала финансовые затруднений, порой весьма серьезные. Думаю, что личность была вполне симпатичная. Мы знаем, что у нее были особые отношения с полковником, жив он сейчас или мертв. И… — Джонни сделал драматическую паузу, как фокусник, который сию минуту извлечет кролика из цилиндра. — И мы знаем, что за неделю до смерти ее посетил иностранец. И иностранец довольно-таки экзотический! — И Джонни постучал себя по крылу носа точно так же, как только что описанные им жители Тайбенхэма.
— Не дразни нас, Джонни! — взмолилась леди Люси. — Кто он был, готтентот, зулус, афганец или бедуин?
— Русский! Паренек-кебмен возил его и со станции в Тайбенхэм-Грэндж, и обратно на станцию. Когда поинтересовался, откуда гость — тот был в тулупе, только представьте! — приезжий сказал, из России. А потом улыбнулся.
— Россия — большая страна, — пожал плечами Пауэрскорт. — А город не назвал ненароком? Киев? Архангельск? Москва? Минск? Санкт-Петербург?
— Боюсь, не назвал, да и паренек его об этом не спрашивал. Сплоховал!
Пауэрскорт, поднявшись, принялся вышагивать по столовой.
— Черт! Черт! Черт! Не хотелось бы говорить, но больше всего в этом деле бесит то, что столько людей мертвы! Супруги Мартин, для начала. Покойников ведь ни о чем не спросишь!
— Но ты же знаешь, как это обычно бывает, Фрэнсис! — легкомысленно встрял Джонни. — С одной стороны имеется некое количество покойников, но зато с другой — известное количество живых, которые хотят знать, что же произошло. Живые посылают за сыщиком, чтобы узнать правду. Вот почему мы здесь, Фрэнсис: узнать, почему все эти несчастные мертвы! Разве не так?
— Конечно, так, Джонни. Я сглупил! — с улыбкой признался Пауэрскорт. — И все-таки столько всего, что Мартины могли б объяснить, будь они живы! Кто был этот русский? Что он тут делал? Не явился ли из русского посольства, чтобы принести вдове соболезнования? Или из охранки, чтобы доставить последний приказ? Или чтобы выяснить, получила ли миссис Мартин телеграмму от мужа? Или это был шпионский связной Мартина из Лондона, приехал выразить миссис Мартин сочувствие и привез ей деньги? Понимаю, все это не более чем домыслы. Но пока я не отказываюсь от версии со шпионажем. Может, охранка поручила Мартину, когда он приехал в Санкт-Петербург, совершить какое-то особенно подлое, немыслимо опасное вероломство. Он отказался.