– Ваше сиятельство! – моментально вскинулся Шепель. – Мы можем пригодиться в бою!

– Всё, что мы делали в устье Нариса, очень важно для Таридийского царства, – я поспешил прервать сварливого инженера, повысив голос, – так что ни один специалист и ни один чертеж не должен попасть в руки фрадштадтцев.

– Что мешает сойти на берег тебе? – спокойно спросил Алешка. – Ты не менее важен для страны, чем я или инженеры.

– Видишь ли какое дело, Алешка, – я снова поднял к глазам бинокль, – есть подозрение, что это охота как раз за мной.

– Бред! – царевич тряхнул непослушными кудрями. – Никто не мог знать! Мы же сначала собирались через Бобровск возвращаться! Решение принималось спонтанно!

– Ты прав, знать никто не мог. Зато есть человек, который мог предполагать, что я захочу попасть в Южноморск кратчайшей дорогой. И я поступил предсказуемо, да еще и вас с собой потащил.

– Не знаю, о ком ты говоришь, но что это меняет? – не сдавался Алексей.

– Кто-то должен принять бой и задержать островитян, – тяжело вздохнул я, показывая, что мне это совсем не нравится, – иначе они высадятся на берег вслед за нами, а места здесь пустынные. Селений нет, леса поблизости тоже нет, то есть ни прятаться, ни просить защиты не у кого. Догонят нас не на воде, так на суше.

– Ваше сиятельство, – подал голос капитан, – впереди будет застава пограничной стражи. И подход к берегу там получше. Нам бы только успеть добраться туда.

– А это возможно? – тут же влез в разговор Игнат.

– Сложно, – коротко ответил Григорьев, – но будем пытаться.

Застава пограничной стражи не бог весть какая подмога, но хоть что-то. Этот участок берега действительно пустынный, на много километров всего две-три рыбацкие деревеньки. А застава – это деревянный частокол, несколько десятков солдат, две-три полевые пушки и лошади. Солдатики способны задержать погоню, а лошади позволят нам оторваться от преследователей. Но при этом и пограничники, и экипаж фрегата окажутся предоставленными самим себе и имеют не так много шансов на выживание, ведь если фрадштадтцы не побоятся перенести атаку на берег, то у них будет десятикратное превосходство в живой силе.

И рад бы придумать что-то получше, да не выходит. На земле к моим услугам были бы и рельеф местности, и растительность, и даже редкие населенные пункты. Там всё понятно и привычно, там твердая земля под ногами! А здесь не убежишь и не спрячешься, здесь всё на виду – каждый твой ход, каждый маневр! И как в таких условиях нивелировать численное преимущество противника?

Вспомнился мой давний спор с одним товарищем по поводу достоинств шахмат и шашек. Я приводил железные доводы в пользу шахмат: и общее количество фигур больше, чем в шашках, и видов фигур шесть против двух, и ходят все фигуры по-разному, и все шестьдесят четыре клетки доски используются для игры, а не только клетки черного цвета. И из всего этого вытекает огромное количество комбинаций! В общем, по всем компонентам превосходство шахмат налицо. Но на все эти доводы мой товарищ отвечал всего одним: мол, за то и уважает больше шашки, что там нужно выжать абсолютный максимум из весьма ограниченных возможностей.

Вот и сейчас у меня была примерно та же ситуация – будь мы на суше, играл бы с врагом в шахматы, но на море приходится играть в шашки. И всё бы ничего, но у меня только одна фигура на доске, а против меня целых шесть. Как тут прикажете выигрывать?

Время тянулось мучительно медленно, а выход всё не находился. Уже к четырем часам стало ясно, что фрадштадтцы идут гораздо быстрее «Апостола», еще час, может, полтора, и они приблизятся на дистанцию прицельного выстрела. А там уже и до развязки будет недалеко.

Спустя час сидящие у нас на хвосте вражеские фрегаты начали обстрел из носовых орудий. Литые ядра с короткими всплесками уходили под воду в десятках метров от нас, не причиняя ни малейшего вреда. Только попытки с двадцатой снаряд попал-таки в борт «Апостола», но даже это, в итоге, сыграло на руку нам, а не фрадштадтцам. Туча выбитой из борта деревянной щепы обрушилась на Алешку, в результате чего царевич получил легкую контузию и несколько рассечений лица, плюс лекарю пришлось аккуратно извлекать вонзившийся в плечо острый кусок палки. Ничего страшного в этих ранениях не было, но я воспользовался ошарашенным состоянием товарища, чтобы запихать его в готовящуюся к отплытию шлюпку. Заодно и Сашку Иванникова сплавил под предлогом оказания помощи его высочеству. Сашка молодой еще совсем, жаждет подвигов и славы, но мне нужно было сократить до минимума число людей, за которых я в ответе. Мне нужна относительная свобода действий, иначе завязну в самый неподходящий момент.

Практически всё время ухода от погони капитан постепенно резал угол в направлении берега, благо, прибрежные скалы и отмели позволяли делать это. В итоге к моменту сокращения расстояния между судами до критического таридийский берег отстоял от нашего корабля на какие-то две сотни метров. Загонявшая нас со стороны моря часть эскадры вытянулась в колонну, причем впереди идущий фрегат уже обогнал «Апостола» и стал поворачивать к берегу. Всё, дальше тянуть с отправкой шлюпок на берег уже нет смысла, убегать дальше просто некуда.

– Шлюпки на воду! – скомандовал Григорьев.

– До скорой встречи в Южноморске, княгинюшка, – я поцеловал на прощание руку Натали, после чего, резко притянув ее к себе, поцеловал и прошептал на ухо: – Ты чудо как хороша в матросском наряде!

– Не рискуй напрасно! – не оценила моего игривого тона супруга.

– Ни в коем случае! – пообещал я, даже глазом при этом не моргнув.

Во избежание у врага дополнительных стимулов к преследованию спасательных шлюпок, Наталью, Стефанию и двух служанок переодели в матросские костюмы – не уверен, что это поможет им вообще избежать погони, но, по крайней мере, фрадштадтцы не будут видеть приз в виде молодых женщин в дорогих одеждах.

«Апостол» дал залп из орудий правого борта и установленных на корме каронад. Все ядра ушли в недолет, но смысл был в создании хоть какой-то дымовой завесы. Как только клубы порохового дыма окутали корабль, две шлюпки с сидящими на веслах матросами из числа тех, кто покрепче, отчалили в направлении берега.

А капитан Григорьев преподал мне небольшой урок по практическим навыкам морского боя. Фрегат, заложив крутой вираж вправо, развернулся носом к преследующему нас тандему и понесся вперед. Я было уже решил, что мы пойдем на лобовое столкновение, но тут «Апостол» стал забирать левее, в сторону открытого моря, чтобы пройти борт о борт только с одним противником. Фрадштадтцам же было предпочтительнее взять нас в клещи, но с реакцией на маневр Григорьева они чуть запоздали. Шедший ближе к берегу фрегат менять курс не стал, а вот второй попытался броситься нам наперерез. Но не успел. Проскочив перед носом у вражеского судна, «Апостол» лег на курс, параллельный ему, и произвел залп пушками правого борта.

В этом заключался небольшой сюрприз. Как бы это ни казалось странным, но в данный период времени основным артиллерийским боеприпасом являлось именно цельнолитое чугунное ядро. Разрывные снаряды, называемые бомбами, применялись в основном в сражениях на суше, при этом работали они настолько плохо, что никакого доверия в войсках не вызывали. Ну а как, скажите на милость, доверять снаряду, взрывающемуся то раньше, то позже времени, а зачастую и вовсе отказывающемуся взрываться? Может, дело было в том, что никто не мог создать стабильно работающий фитиль, может, после многих неудачных попыток просто махнули рукой на бомбы, решили не тратить время и силы на работу над бесперспективными снарядами. А может, просто некому было направить ученые умы в нужную сторону, уверенно заявить, что именно в этом будущее артиллерии. В других странах и сейчас не было такого человека, а в Таридии появился я. Потому-то у нас с большим размахом велась работа по созданию производства стабильно работающих разрывных и зажигательных снарядов. Определенные достижения в этом направлении были, и в нашей сухопутной армии эти снаряды уже не раз с успехом применялись, но во флоте их использование только-только начиналось. Человеческое мышление имеет большую инерцию, потому, хоть фрадштадтцы и знали о наших достижениях, но к применению разрывных ядер в морском бою готовы не были. Иначе чем еще можно объяснить заминку, случившуюся после того, как не меньше десятка из восемнадцати выпущенных ядер разорвались на палубе фрегата островитян.