О том, насколько серьезное значение придавал монгольский хан взятию стольного города, говорит тот факт, что при его штурме была задействована вся осадная артиллерия, что было впервые за все время похода на Северо-Восточную Русь. Яркое описание того, что творилось в городе во время обстрела, есть в Никоновской летописи: «и начаша бити пороки по граду и внутри града, и сыпашася камение велие издалеча божиим попущением, яко дождь внутрь града, и множество бе людей мертвых во граде, и бысть страх и трепет велий на всех». Там красочно показаны последствия ужасающего обстрела: «и выбиша стену у Златых врат, такоже и от Лыбеди у Орининых врат, и у Медяных, такоже и от Клязмы у Воложьских врат, и прочее весь град разбита, и внутрь камениш насыпаша, и тако вънидоша по примету во град от Златых врат, такоже, и от Лыбеди и во Оринины врата и в Медяныя, такоже и от Клязмы в Воложскиа, и прочее отовсюду весь град разбивше внидоша в онь яко демони». Причем метательные машины монголов не только рушили стены и башни — именно с их помощью город был подожжен и превратился в огромный костер. В зажигательных снарядах степняки недостатка не испытывали, и дело даже не в том, что изрядное количество нефти и зажигательных смесей они таскали за собой в обозе. Практические навыки степняков помогли решить проблему очень просто: «…они обычно берут иногда жир людей, которых убивают, и выливают его в растопленном виде на дома, и везде, где огонь попадает на этот жир, он горит, так сказать, неугасимо» (Плано Карпини). Вот она, цивилизаторская миссия степных варваров, о которой, захлебываясь от восхищения, с надрывом вещают «новооткрыватели» — последователи и толкователи учения Л. Н. Гумилева! Только вот вопрос — если бы эти поборники монгольских ценностей и добродетелей неожиданно оказались в роли тех, кому предстояло стать исходным материалом для монгольских зажигательных снарядов, что бы они запели? С радостью предложили свои бренные тела на военные нужды Батыя или же резко пересмотрели свои взгляды и постарались избежать этой страшной участи? Мне кажется, скорее всего последнее, поскольку очень легко умничать, не вникая в смысл происходящего, хотя просто достаточно задать себе вопрос — а что бы ты делал в конкретной ситуации?

Так вот, именно осадная артиллерия и сыграла ключевую роль в том, что 7 февраля 1238 г. Владимир-Суздальский был взят, когда метательные машины сделали в городских укреплениях многочисленные проломы и бреши, а затем обрушили городскую стену на значительном участке обороны у церкви Спаса. Это конкретное указание летописца позволяет с достаточной точностью установить место большого пролома, через который монголы прорвались на улицы города. Если в наши дни встать на земляной вал между Золотыми воротами и водонапорной башней, то церковь Спаса как раз и окажется за спиной, прямо посередине между этими двумя достопримечательностями. Сам древний белокаменный храм был возведен в 1164 г. Андреем Боголюбским на территории княжеского двора, от него уцелели лишь фундаменты и частично нижние ряды кладки стен. Существующая в наши дни Спасская церковь была построена в конце XVIII в. на месте и фундаменте храма XVII в., причем, хотя строители и стремились сохранить прежний облик сооружения, в его архитектуре явно присутствуют черты барокко XVIII века. Да и остальные места яростных боев и тех мест, где монголы прорвали оборону, можно идентифицировать достаточно точно: «Взяли татары город до обеда от Золотых ворот; у церкви Святого Спаса они перешли по примету через стену, а с севера от Лыбеди подошли к Ирининым воротам и к Медным, а от Клязьмы подступили к Волжским воротам и так вскоре взяли Новый город» (Лаврентьевская летопись). «А татары начали готовить пороки, и подступили к городу, и проломили городскую стену, заполнили ров свежим хворостом, и так по примету вошли в город; так от Лыбеди вошли они в Иринины ворота, а от Клязьмы в Медные и Волжские ворота, и так взяли город и подожгли его» (Тверская летопись). Из этих сведений мы видим, что главный удар наносился по Новому городу, на остальных же направлениях, например в районе Серебряных ворот, атаки монголов носили отвлекающий и вспомогательный характер. Те же самые летописные известия помогают точно восстановить хронологическую и временную картину событий, например сообщение о том, что «Взяли татары город до обеда», четко указывает на то, когда рухнула главная линия обороны и после яростных уличных боев монголы овладели Новым городом и подошли к городу Мономаха.

Все летописцы уделили внимание и заключительному аккорду владимирской трагедии — борьбе за главный соборный храм Суздальской земли, Успенский собор. «И уведав, что они в церкви заперлись, придя, немедленно двери выломили и, которые противились, тех побили. И войдя в оную, видя княгинь на полатях церковных, говорили им, чтоб сошли все, но они не послушались и стали камни бросать. Тогда татары, озлобясь, нанесли дров множество и зажгли в церкви» (В. Татищев). Ключевым моментом здесь, на мой взгляд, является то, что монголы, ворвавшись в собор, сначала вступили в переговоры с членами княжеской семьи, но получили отказ. И здесь снова ценную информацию дает Никоновская летопись: «Татарове же выбиша двери церковныа, и, елици беша в церкви и противишася, избиша их. И начаша пытати их о князех и о княгинях, и уведеша, яко на полатех суть, и начаша лстивно глаголати к ним, да снидут вси с полат; они же не послушаша их. Татарове же много древня наволочиша в церковь и около церкви зажгоша».

Дмитровский собор во Владимире-Суздальском. 1194–1197 гг. Был придворным храмом великих князей. Фото автора

Версия о том, что монголы не могли попасть в собор потому, что в узком коридоре их не пропустили княжеские дружинники, явно не состоятельна, хотя бы по причине того, что в сам храм ведут несколько дверей — при атаке с разных сторон у владимирских гридней не было шансов сдержать вражеский натиск. А вот то, что ханские нукеры не смогли прорваться на хоры, вполне реально, поскольку лестница туда вела одна, и защищать ее было гораздо проще. Судя по всему, там и произошел последний яростный бой, и не имея возможность проникнуть на хоры, монголы, решили удушить всех, кто там находился, дымом. Сам Успенский собор подвергся жесточайшему разграблению: «Церковь Святой Богородицы татары разграбили, сорвали оклад с чудотворной иконы, украшенный золотом, и серебром, и камнями драгоценными, разграбили все монастыри и иконы ободрали, а другие разрубили, а некоторые взяли себе вместе с честными крестами и сосудами священными, и книги ободрали, и разграбили одежды блаженных первых князей, которые те повесили в святых церквах на память о себе» (Лаврентьевская летопись). Очень странно, что некоторые апологеты монгольских доблестей после всех их церковных погромов и зверств по отношению к священникам и монахам продолжают носиться с идеей об их доброжелательном отношении к Православной Церкви, а ведь достаточно просто почитать летописи, чтобы увидеть, что эта теория просто притянута за уши. «Убит был Пахомий, архимандрит монастыря Рождества святой богородицы, и игумен Успенский, Феодосий Спасский, и другие игумены, и монахи, и монахини, и попы, и дьяконы, начиная с юных и кончая старцами и грудными младенцами. Расправились татары со всеми, убивая одних, а других уводя босых и раздетых, умирающих от холода, в станы свои» (Лаврентьевская летопись). Вот так, и никаких заигрываний со служителями чуждой им религии: огонь, меч и петля аркана — вот что несли дикие завоеватели из далеких степей для православия. Ну а что касается семьи князя Георгия и епископа Митрофана, то они и были похоронены там, где и приняли смерть, — под сводами Успенского собора. Гробница Владимирского епископа крайняя к западу в южной стене Всеволодовой пристройки, под сенью комары надпись: «Мощи епископа Митрофана Владимiрскаго, преставися лѣта 6745 (1238) мѣсяца февраля 7 дни». А память священномученика Митрофана, епископа Владимирского и Суздальского, отмечается в соборе Владимирских святых 23 июня (6 июля). У противоположной стены захоронена княгиня Агафья и ее родные — «а лежит она на левой стране, а подле ея — великая кнежна Феодора да снохи ея: княгиня Марья, да княгиня Кристина, да княгиня Феодора». Жена князя Георгия была канонизирована как благоверная княгиня мученица Агафия Владимирская и почитается как местная святая — день ее памяти отмечается 7 (20) февраля. Единственной, кто выжил из большой семьи Великого князя Владимирского, оказалась его дочь Добрава (1215–1265), в крещении Елена — в 1226 г. ее выдали замуж за волынского князя Василько Романовича, брата Даниила Галицкого.