‒ Значит это правда!

От неожиданности я дернулась и обернулась на женский, пусть позабытый, но всё же знакомый голос. В проёме между хижинами застыла фигура в синем плаще, прикрывая глаза ладонью от первых лучей восходящего солнца.

‒ В наши земли вернулась избранная или провидица, или, как еще называют ‒ слышащая.

‒ Здравствуй, Кира!

‒ Здравствуй, Вилия.

Мы бы так и стояли, рассматривая друг друга, если бы я сама не решилась нарушить молчание:

‒ Ты в лагере одна?

Кира в ответ отрицательно замотала головой.

‒ Как видишь, уже нет! Я… ‒ она запнулась и опустила глаза, ‒ в тайне ото всех вернулась сюда, в надежде застать здесь Регьярда, но… опоздала.

‒ Куда он ушел? ‒ вопрос едва продрался через сдавленное слезами горло, казалось, из тела сбежало все тепло от страха и тревоги за Регьярда.

‒ К устью реки Лотры, ‒ тихо произнесла девушка, ‒ это довольно далеко отсюда, если идти пешком.

‒ Если понадобится ‒ побегу, у меня ещё хватит сил! В какой стороне протекает река?

‒ Глупая я, да? ‒ она с сожалением посмотрела на меня, и впервые я увидела её истинную суть ‒ она была глубоко и сильно привязана к Регьярду, возможно даже любила его. И жизни своей без него не представляла. Только была ли это та любовь, перед которой меркнет целый мир? Все же, нет.

Кира добрая, храбрая, честная, но врала себе самой ‒ Регьярд не был её судьбой. Не могла её привязанность сравниться с теми роковыми узлами, что сплели мою и его жизни. Наверное, Кристоф и владетель это понимали. Не понимала этого сама Кира, от того позволила себе ещё больше затмить разум речами Ошаны ‒ обезумевшей сестры владетеля Гримхайла.

‒ Ты не глупая, Кира, ‒ промолвила, глядя ей в глаза.

‒ Мне казалось, что мы похожи с Регьярдом. Он ведь был рожден от рабыни, ты знала?

Знала или нет, для меня это все равно не имело значения. Происхождение владетеля, по сравнению со всем, что с нами произошло, не имело для меня значения.

‒ У нас нет рабства, как такового, но рассказывали, что мать его была южанкой, которую предыдущему владетелю подарил вожак баргов, и отказаться от дара он не мог по обычаям южан. Вынужден был поселить её рядом с собой. Говорили, она была невероятно хороша собой, а ещё умела петь красивые песни. К тому времени жена владетеля умерла, и рабыня заменила хозяйку. Но… дело не в этом… я тоже…

Она стала запинаться и совсем расплакалась. Не знаю, что мною двигало, но я обняла её, чтобы успокоить, хоть и рвалась всем сердцем отправиться искать ту реку, к которой отправился Регьярд. Однако Кире, носившей в себе столько грусти очень долгое время, надо было дать выговориться.

‒ Дело в том, что я подкидыш… меня удочерил клан Кристофа, когда я была совсем маленькой, но я нич-чего не помню об этом.

Что-то подобное мне представлялось, слишком светловолоса для горцев и светлокожа. Но вряд ли её не любили в семье, раз вырастили как высокородную деву.

‒ Кира, ‒я успокаивающе гладила ее по волосам, ‒ ты очень хорошая, но Регьярд не твоя судьба. Совсем.

‒ Просто он всегда был таким добрым, смелым, сильным…

‒ Разве не нужно быть смелой, чтобы признаться в своих чувствах? Но важнее, уметь посмотреть правде в лицо

‒ О чем ты?

‒ О том, что ты всегда принимала свою влюбленность за любовь и чуть не наделала глупостей, но теперь я понимаю почему Регьярд старался держать тебя подальше.

Она ошеломленно смотрела на меня.

‒ Ты ведь сама назвала меня провидицей!

‒ Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

‒ Это было видно всем, кроме тебя самой, Кира! Возвращайся к своим. Скоро сюда могут нагрянуть северяне, не думаю, то Кристоф будет счастлив от того, если с тобой случится несчастье.

‒ Кристоф?

‒ Да, Кира! Кристоф! Его братская любовь всегда берегла тебя. И свою истинную любовь ты точно найдёшь, если у тебя есть родные, готовые отдать за тебя жизнь. А теперь иди! ‒ мне хотелось выдвинуться к реке немедленно, однако, девушка порывалась сказать, что-то еще. ‒ Мне надо бежать, я это чувствую.

Только бы она не сделала глупостей до возвращения Кристофа, но лицо её расслабилось и как-то посветлело.

‒ Подожди! ‒ окликнула меня девушка. ‒ Ты же не знаешь, куда идти!

‒ Не беспокойся! ‒ бросила ей на ходу. ‒ Тайные тропы Гримхайла выведут меня туда, куда надо.

‒ Тогда возьми моего коня! Я привязала его тут, совсем рядом…

Она помогла мне взобраться в седло. Я на мгновение взглянула в её глаза, блестящие, как быстрый ключевой поток, и, подстегнув скакуна, пригнулась к его холке. Ветер засвистел в ушах. Горные тропы, скрытые среди непроходимых кустарников и расщелин, сами стелились под копыта, петляя, ныряя вниз и взлетая вверх. Это сам Гримхайл открылся мне, как дом открывается своей хозяйке, пропуская вперед, торя новые пути.

Только бы успеть!

Регьярд

Что ж! Сегодня должно всё решиться. Раз и навсегда.

На тёмных северных склонах долины, синих в предрассветной мгле, горели сотни костров. Штандарты и знамёна северян трепетали на горном ветру нетерпеливыми борзыми, готовыми вцепиться в бока затравленного медведя. Жажда крови витала над неспящими биваками.

Бой с Илваром определит исход этой не начавшейся войны и, одновременно, слишком затянувшейся вражды между горцами и северянами. Он знает условия: победа достается противнику ‒ войско северян вступает на территорию Гримхайла, и там уже Илвару самому решать, начинать войну или договариваться о дани со стороны моего народа правительнице Смежных земель. Если же победа будет за мной ‒ Илвар, вместе с Ульгой убираются от границ с Гримхайлом на веки вечные!

Конечно, первый меч Смежных земель имеет право отказаться от поединка, как и от битвы в целом. И, если на благоразумие его я надеяться не мог, то его желание ‒ взять реванш и отомстить за брата ‒ было несомненно. Илвар очень самолюбив и тщеславен, а ещё ему хочется мстить, и не только за Унбара. Он так и не простил мне того проигрыша у ущелья Стоннках. Не простил и украденной невесты…

Илвар придёт. Один, если возымеет верх благоразумие и честь воина.

И он пришел… Спустившись с коня, Илвар глядел мимо, на стан горцев, где звенела сталь и всхрапывали низкорослые горные скакуны.

‒ Смотрю, владетель, ты уже готов к сражению! ‒ вместо приветствия произнес мой недруг. ‒ Тогда не будем заставлять долго ждать своих людей.