Я протягиваю левую руку к замку, дотрагиваюсь до задвижки в центре.

– Я просто хотел сказать, что это была действительно прекрасная ночь. Восхитительная.

Я сжимаю задвижку двумя пальцами, большим и указательным. Не дыша, я медленно поворачиваю ее наверх, изгибая руку под неестественным углом. Боль пронзает костяшки моих пальцев.

Потом мое запястье.

Потом локоть.

Я продолжаю медленно поворачивать задвижку, миллиметр за миллиметром.

– Я надеюсь, ты не думаешь, что я всегда так тороплюсь. Я просто…

Задвижка встает на место с характерным щелчком.

Услышав его, Ник замолкает – ждет, не издам ли я другой звук.

Ручка двери движется.

Ник поворачивает ее туда-сюда.

Спустя мгновение он вновь подает голос.

– Я просто поддался импульсу. Как и ты, наверное. Но я ни о чем не сожалею. Нисколько. Я просто, ну, хочу, чтобы ты знала – я не такой.

Ник уходит. Я слышу его удаляющиеся шаги. Но я по-прежнему стою у двери, не шелохнувшись – боюсь, что он вернется.

Я ему верю.

«Я не такой».

Именно.

Он – нечто совершенно иное.

Я хожу туда-сюда по гостиной мимо огромного окна. Снаружи на Центральный парк опускается ночь, окутывая его темной пеленой. Боу Бридж превратился в бледную полоску над непроницаемо черной водой. По мосту идет девушка, пребывая в блаженном неведении относительно того, что за ней наблюдают.

Совсем как я. Всего пару дней назад.

Я завидую ее незнанию. Хотелось бы и мне все забыть.

Но я не могу.

Я продолжаю ходить от одной стены к другой – лица на обоях продолжают глядеть на меня, куда бы я ни повернулась.

Эти лица.

Они знают, кто такой Ник.

И всегда знали.

Он – серийный убийца.

Я знаю, как невероятно это звучит. Я знаю, что это безумие. Сама идея пугает меня.

Но невозможно отрицать закономерность. В Бартоломью приезжают девушки. Отчаявшиеся, оставшиеся без семьи и без денег. Потом они исчезают без малейшего объяснения. Это повторилось по меньшей мере трижды.

Я знаю, что нужно сделать, – позвонить в полицию.

Но что я им скажу?

У меня нет доказательств, что Ник сделал что-то с Ингрид, Эрикой или Меган. Я уверена, что телефон Ингрид у него, но этого недостаточно. И нет никого, кто мог бы подтвердить полицейским мои слова. Никто не знает о нашем с Ингрид разговоре в парке. Никто, кроме нас, не знает прозвища, которое она мне дала.

Но, если я останусь здесь, это может стать началом конца. Финальным решением. Как таблетки, которые проглотила моя мама. Как спичка, которую отец зажег в коридоре. «Фольксваген-жук», в который села Джейн.

Я вернусь к Хлое. На ее диван. Там я буду в безопасности.

Я хватаю телефон и отправляю Хлое сообщение.

Я медлю, делаю вдох и набираю еще одно предложение.

Я откладываю телефон и снова принимаюсь ходить по комнате, а через пять минут опять беру в руки телефон. Хлоя еще не прочла мое сообщение. Я звоню ей, но тут же включается автоответчик. И только услышав записанное Хлоей приветствие, я вспоминаю, что она уехала. Отдыхает в Вермонте вместе с Полом. А свой ключ от ее квартиры я вернула, когда переехала в Бартоломью.

Значит, Хлоя мне не поможет.

Мне никто не поможет.

Мне больше не к кому обратиться.

Одиночество окутывает меня, словно саван. У меня никого не осталось. Ни семьи. Ни Эндрю. Ни коллег, которых я могла бы попросить о помощи.

Хотя…

Есть Дилан.

Я звоню ему, но снова натыкаюсь на автоответчик. Я решаю не оставлять сообщение. Что бы я ни сказала, это прозвучит так, будто я свихнулась. Я не смогу сдержаться. Лучше не говорить ничего.

Если я не оставлю сообщения, возможно, он перезвонит.

Если оставлю бессвязное сообщение – вряд ли.

Теперь мне остается только собрать вещи и провести выходные в отеле, пока не вернется Хлоя.

Хороший план. Умный. Но он разбивается вдребезги, стоит мне проверить свой банковский счет и вспомнить пятьсот долларов, потраченных на взлом телефона Эрики.

За двадцать семь долларов я нигде не найду себе пристанища. Даже если мне и попадется настолько дешевый мотель, все мои кредитные карты давно заблокированы. У меня не останется ни единого цента на еду.

Мне некуда идти, пока я не получу деньги за неделю, что я прожила в квартире. Тысяча долларов. Их должен принести Чарли через два дня.

У меня нет другого выбора.

Чтобы сбежать, нужно остаться.

Я смотрю на входную дверь. Цепочка и щеколда – на своих законных местах; я позаботилась об этом, когда Ник ушел. Пусть так и остается.

Я иду на кухню, опускаюсь на четвереньки и открываю шкафчик под раковиной. Между средством для мыться посуды и мусорными пакетами невинно примостилась коробка из-под обуви, которую Ингрид оставила в хранилище.

Я отношу коробку в гостиную и ставлю на кофейный столик. Подняв крышку, я достаю Глок и магазин с патронами. Вставить магазин в пистолет оказывается проще, чем я думала. Услышав характерный щелчок, я чувствую себя… Если не сильной, то хотя бы готовой.

Но готовой к чему – я не знаю.

Теперь остается только ждать; я сажусь обратно на алый диван и, держа в руках пистолет, смотрю на обои.

Они смотрят на меня в ответ.

Сотни глаз, носов и распахнутых ртов.

Несколько дней назад я думала, что лица разговаривают, смеются или поют.

Но теперь я знаю правду.

На самом деле они кричат.

Доктор Вагнер смотрит на меня с изумлением и недоверием.

– Это серьезное обвинение.

– Думаете, я лгу?

– Вы верите в то, что говорите, – говорит доктор Вагнер. – Но это еще не значит, что вы говорите правду.

– Я ничего не выдумываю. С какой стати мне это делать? Я не сумасшедшая. – Мой голос звучит взволнованно. С истерическими нотками, которые я пыталась сдержать изо всех сил. – Пожалуйста, поверьте мне. Там убили по меньшей мере трех человек.

– Я слежу за новостями, – говорит доктор. – В Бартоломью не совершалось никаких убийств вот уже очень долгое время.