Оглядываясь назад, можно увидеть, какую возможность упустил Джон Рок. Если бы он знал то, что известно нам сейчас, и представлял Таблетку не контрацептивом, а лекарством от рака — не средством препятствования жизни, а средством ее спасения — церковь вполне могла бы сказать «да». Разве Пий XII не одобрил использование Таблетки в терапевтических целях? Року нужно было воспринимать Таблетку так же, как воспринимает ее Пайк: как препарат, контрацептивные свойства которого — лишь приманка для покупателей, средство, как выражается Пайк, «заставить молодых людей принимать в большом количестве то, что просто так они принимать не стали бы».

Но Рок не дожил до того времени, когда мог бы все это узнать. Зато он дожил до конца 1960-х, когда на Таблетку посыпались ужасные несправедливые обвинения в том, что она приводит к образованию кровяных сгустков и служит причиной инсультов и инфарктов. Между серединой 1970-х и началом 1980-х количество американских женщин, использующих противозачаточные таблетки, сократилось наполовину. Гарвардская медицинская школа прибрала к рукам Репродуктивную клинику Рока, а его самого выжила. Его гарвардская пенсия составляла 75 долларов в год. Сбережений у Рока не было, поэтому ему пришлось продать дом в Бруклине. В 1971 году он перебрался на ферму в Нью-Гемпшире. Там он купался в речушке, протекавшей за домом, слушал марши Джона Филиппа Сусы, а по вечерам сидел в гостиной, потягивая мартини. В 1983 году Рок дал свое последнее интервью, и казалось, воспоминания о былых победах доставляли ему такую мучительную боль, что он просто стер их из памяти.

Его попросили назвать самый счастливый период в жизни. «Настоящий момент», — ответил изобретатель противозачаточной таблетки. В это сложно поверить. Ом сидел у камина в накрахмаленной белой рубашке и галстуке и читал «Происхождение» (The Origin)[12], роман-биографию Дарвина, написанный Ирвингом Стоуном. «Я так часто думаю о том, какой же я счастливчик. У меня нет обязанностей, зато есть все, что нужно. Я спокоен, и меня не тревожат по пустякам».

Когда-то Джон Рок каждое утро посещал мессу, а над столом у него висело распятие. Его собеседница, писательница Сара Дэвидсон, придвинула стул поближе и спросила, верит ли он в жизнь после смерти.

«Конечно, нет», — резко ответил Рок. И хотя он не пояснил почему, причины понять нетрудно. Церковь не смогла согласовать требования своей веры с его наукой, а если церковь не примирила их, разве можно требовать того же от него, Рока? Джои Рок всегда действовал по совести, и в конце концов совесть заставила его отказаться от работы, которую он любил больше всего на свете. Это была ошибка не Джона Рока. И не церкви. Во всем виновата бессистемность науки, из-за которой прогресс слишком часто опережает понимание. Если бы можно было изменить порядок событий в процессе поиска естественного, его мир, как и наш, был бы совсем иным.

«Рай и ад, Рим, все эти церковные придумки — все это для успокоения толпы, — заметил Рок. Ему оставалось жить один год. — Я долго был преданным католиком, и знаете, когда-то я верил во все это»[13].

1

Обстоятельства дела «Форманы против Сахаринки» Сезар Миллан узнал только, когда прибыл на место «преступления». Он предпочитал именно такой подход. Ведь в его задачу входило примирение Форманов и Сахаринки, а поскольку у последней было гораздо меньше, чем у ее противников, возможностей привести веские доводы в свою защиту, все, что Сезар узнал бы заранее, могло настроить его в пользу потерпевшей стороны.

Резиденция Форманов располагалась на стоянке жилых автофургонов в Мишн-Хиллз к северу от Лос-Анджелеса. Панели из темного дерева, кожаные диваны, ковры с высоким ворсом. Хотя на улице было свежо, работал кондиционер. Линда Форман оказалась миловидной женщиной за 60, может, чуть постарше, с прекрасным чувством юмора. Ее муж Рей сидел в инвалидном кресле. Он был похож на бывшего военного. Сезар уселся напротив хозяев. Черные джинсы, голубая рубашка, как всегда, прямая ровная спина.

— Чем я могу вам помочь? — спросил он.

— Вы можете помочь нашему монстру превратиться в добрую, ласковую собаку, — ответила Линда. Было видно, что она долго раздумывала над тем, как описать Сахаринку. — Она на 90 % состоит из проблем и на 10 % из любви… Она всю ночь спит с нами, свернувшись калачиком. — Линда была очень привязана к Сахаринке. — Но она тащит все, до чего только может дотянуться, и портит. Мой муж инвалид, а она разнесла его комнату. Она рвет одежду. Прогрызла ковер. Терроризирует моих внуков. Если я открываю дверь, она убегает. — Закатав рукава, Линда показала руки.

Они были покрыты шрамами, следами укусов и царапинами, будто ее пытали. — Но я люблю ее. Что еще я могу сказать?

Сезар взглянул на ее руки и прищурился:

— Вот это да.

Сезару около 35, он невысок и сложен как футболист. У него большие глаза, оливковая кожа и ослепительно белые зубы. Четырнадцать лет назад он, тайком перейдя границу, перебрался в Штаты из Мексики, однако по-английски говорит безукоризненно. Правда, когда волнуется, пропускает артикли, но это случается редко, поскольку и волнуется он редко. Увидев руки хозяйки, он сказал «Вот это да», но тем же ровным голосом, каким он произнес: «Чем я могу вам помочь?»

Сезар принялся задавать вопросы. Мочится ли Сахаринка в доме? Да. Какие вещи портит чаще всего? Газеты, пульты дистанционного управления и пластмассовые чашки. А как насчет прогулок? Брали ли ее в поездки? Ходит ли она по следу? На словах «по следу» он блестяще изобразил, как собака втягивает носом воздух. Да, Сахаринка ходит по следу. Как дела с дисциплиной?

— Иногда я запираю ее в клетку, — ответила Линда. — Но только на пятнадцать минут. После этого она тише воды, ниже травы. С дисциплиной у меня как-то не очень. Спросите детей.

— А у ваших родителей с дисциплиной было строго?

— Вижу, у вас не было правил… Что насчет физических наказаний Сахаринки?

— Я прибегала к ним раньше. Но мне это неприятно.

— А что с укусами?

— У нее просто в глазах читается: сейчас цапнет.

— Она напоминает, кто в этой стае вожак.

— А когда укусит, потом лижет меня полчаса.

— Она не просит прощения. Видите ли, собаки зализывают друг другу раны, чтобы стая была здорова.