– Так, – согласился Страйд.

– И продаются они не в закоулках, а на главных улицах Дулута, верно?

– Да.

Гейл взял перечень телефонных переговоров и поднял его над головой.

– А что касается вот этого, то я хотел бы вас спросить – станет человек тратить по пять долларов в минуту на фальшивый секс с престарелыми актерками, изображающими несовершеннолетних, если он, как вы утверждаете, имеет его ежедневно якобы со своей падчерицей? Зачем ему эти секс-услуги нужны в таком случае?

– Переговоры доказывают его склонность к сексу с несовершеннолетними, – произнес Страйд.

– А вам известно, лейтенант, сколько мужчин в Дулуте пользуются указанными секс-услугами по телефону? Знаете, сколько этим фирмам поступило звонков хотя бы за последние полгода? – Гейл хитро улыбнулся.

– Нет.

– А я – знаю. Почти двести. Причем среди, простите, потребителей есть два ваших коллеги, сотрудника полиции. Вы не проверяли их на причастность к нашему делу?

– Нет.

– Разумеется, нет, – согласился Гейл, – Потому что они не вписываются в вашу версию. Потому что и вы, и я знаем: эти звонки и различные фантазии не имеют никакого отношения к тому, как человек ведет себя в реальной жизни. Правильно?

– Все зависит от контекста. И от конкретного человека.

– Но вы же не знаете контекста своих коллег, лейтенант.

– Нет.

– И контекст отношений между моим клиентом и его падчерицей вам тоже неизвестен. Фактически ваша идея об их сожительстве подтверждается лишь одной фотографией, обнаруженной вами в его компьютере.

– Это очень многозначительная фотография.

– Согласен. Она на многое намекает. Но не более, – парировал Гейл. – Она ничего не доказывает. Потому что вы не знаете даже, видел ли мистер Стоунер эту фотографию вообще.

– Она была в его компьютере.

– Ну и что? Рейчел имела доступ к его компьютеру. Она могла в любое время записать на жесткий диск сколько угодно фотографий.

– У нас нет доказательств, что она это делала.

Гейл поморщился и махнул рукой, отметая его замечание.

– Но вы не можете и опровергнуть заявление о том, что она могла это сделать. Кто знает, что там на уме у девушек ее возраста? Например, она хотела просто смутить его, поставить в неловкое положение. Или вызвать ссору между ним и своей матерью. Вы же этого не знаете, лейтенант.

– Нет.

– Скажите, когда фотографию загрузили в компьютер?

– Судя по статистике файла, в субботу, за неделю до исчезновения Рейчел.

– А когда снимок смотрели на компьютере в последний раз? – жестко произнес Гейл.

– В тот же день.

Гейл недоверчиво посмотрел на Страйда. Постепенно выражение на его лице сменилось изумлением. Уж кому-кому, а Гейлу было хорошо известно, когда фотографию смотрели, он знакомился с делом и уликами. Но он хотел произвести впечатление на присяжных и преуспел. Те подумали, что сообщение Страйда оказалось новостью.

– Простите, я не понял вас. – Гейл засуетился, поднял фотографию и показал присяжным, давая им возможность увидеть всю сексуальную мощь Рейчел. – В тот же день, вы сказали? Постойте, постойте. Вы говорите, что мой клиент сгорает от жажды вступить в недозволенную связь со своей падчерицей, загружает на свой компьютер вот этот снимок, хранит его почти целую неделю и ни разу не смотрит на него? – Он театрально закрыл лицо ладонью и зажмурился. – Побойтесь Бога, лейтенант. Появись такая фотография на моем компьютере, я бы неделю работать не смог.

Дэн Эриксон подскочил, выкрикивая:

– Протестую!

Гейл отложил снимок, поднял руки вверх.

– Отзываю, отзывая, – произнес он, озорно подмигивая Страйду.

– Лейтенант, давайте будем реалистами. Что мы имеем? На компьютер мистера Стоунера записывается совершенно захватывающая фотография, которую он ни разу не смотрит. Конечно, вы можете заявить, что он обладает колоссальной силой воли, но у меня есть более логичное объяснение: он понятия не имел, что у него в компьютере есть этот снимок.

Дэн вызвал Эмили Стоунер, свою главную свидетельницу, только на второй день процесса.

Ее черные волосы были убраны в аккуратный небольшой пучок. Лицо под густым слоем косметики выглядело гладким и розовым, на губах чуть поблескивала светлая помада. На ней были жемчужное ожерелье и жемчужные сережки. Темно-синее платье с белой отделкой на воротнике явно новое и туго облегало фигуру. Рассматривая ее, Страйд видел слабый отблеск той Эмили, какой она являлась несколько лет назад. Единственно, что намекало на возраст, – глаза, в которых, как и вчера, сквозила тяжелая усталость и отчаяние.

Эмили протиснулась за перила к свидетельскому креслу, принесла присягу. Когда она шла к нему, каблуки стучали по мраморному полу. Она не смотрела на Грэма, а тот, как заметил Страйд, ее просто игнорировал. Он увидел, как Гейл легонько толкнул Грэма локтем. Вследствие ложных обвинений он потерял жену и должен теперь изображать неизбывную печаль.

Эмили села в кресло, покосилась в сторону присяжных и положила руки на колени. Выглядела она привлекательно и вызывала сочувствие, но держалась, как показалось Страйду, не вполне уверенно. События последних месяцев углубили трещины в ее душе. Страйд размышлял о том, почему она не попыталась вторично свести счеты с жизнью, и пришел к выводу, что скорее из-за того, чтобы свидетельствовать против Грэма и услышать, как он получит пожизненное заключение. Оставалось надеяться, что она не обманется в своих ожиданиях.

– Миссис Стоунер, я понимаю, как вам тяжело, – начал Дэн.

Эмили глубоко вздохнула, отчего ее грудь приподнялась, и на секунду закрыла глаза. Она старалась держаться прямо, готовясь рассказать свою нелегкую историю. Выражение лица было напряженным и решительным.

– Ничего, я справлюсь, – проговорила она.

– Как вы познакомились с Грэмом Стоунером? – спросил Дэн.

– Я работала в информационном отделе «Рейндж-банка», отвечала на телефонные звонки. Его к нам прислали из Нью-Йорка на должность одного из директоров. Он был не женат, красив, богат. Все наши женщины просто обмирали о нем. И я тоже.

– Он проявлял к вам интерес?

– Нет. Точнее, вначале – нет. Обычно проходил мимо и даже не глядел в мою сторону. Правда, так же он относился и к другим женщинам. Он их игнорировал.

– А потом?

– Однажды ко мне в банк пришла Рейчел, в бюстгальтере и обрезанных шортах. Я отругала ее, она мне надерзила, и мы стали ссориться в вестибюле. Грэм видел нас, но ничего не сказал. А вечером, после работы, пригласил меня в ресторан.

Дэн усилил эпизод из монолога Эмили, громко возвестив: