ведь касается Крайстере? — спросила девушка. — Иначе бы он пришёл с тобой.

Я кивнула. Но подходящие слова всё равно не желали находиться. А душу терзал самый главный вопрос: имею ли я право рисковать добрым именем Никкейла? Пусть даже во имя его спасения?

— Мелисса, говори уже. Что случилось? — нервно выдала тёмная. — Не пугай меня.

— Я скажу, — выдавила я из себя и всё же предпочла хоть как-то подстраховаться: — Но только после того, как ты дашь клятву сохранить всё сказанное мной в тайне.

К моему удивлению, Николина и не подумала возражать. Сразу произнесла слова клятвы и закрепила её магией. Она сделала это легко и непринуждённо, а мне стало чуточку легче.

— Ника арестовали, — решила начать я с главного. — Тайная полиция. Обвиняют в пиратстве и всех сопутствующих преступлениях.

Но леди Стайр только кивнула и удивлённой при этом совсем не выглядела. Неужели знала?

— Попался, значит, — сказала она, растерянно проведя рукой по своим волосам, собранным в низкий пучок.

— Ты знала, что он пират? — не могла не спросить я.

— Догадывалась, — покачала головой Николина. — Он часто заказывал у меня очень своеобразные артефакты.

— Запрещённые?

— Не совсем, но почти, — уклончиво ответила она.

— Его поймал кто-то из тёмных, — сообщила я. — Полиция знает, что их пленник обладает светлым даром.

— Значит, на камере тёмная защита, — понимающе кивнула девушка. — Ты поэтому пришла именно ко мне?

— Мне больше не к кому идти, — призналась я, заправив за уши мешающие локоны. — Да, я знаю, что он преступник, и его арестовали вполне заслуженно. Но не могу остаться в стороне. Не могу, понимаешь?

Всхлип вырвался сам собой. Глаза защипало, я зажмурилась и поспешила отвернуться. Слёзы мне сейчас точно ни к чему. Нужно быть сильной и смелой, как никогда. А эмоции только мешают.

— То есть, ты готова пойти против своего дяди, чтобы вытащить Никкейла? — ровным тоном, с толикой удивления, спросила леди Рествуд. — Я правильно понимаю?

— Да, — я покивала и всё-таки шмыгнула носом.

Девушка задумчиво закинула ногу на ногу и постучала пальцем по своей щеке. Она молчала несколько минут, а когда снова обратилась ко мне, выглядела озадаченной.

— Мелисса, Никкейла нет в камерах тайной полиции. Мой помощник-тень только что всё проверил, — сообщила она.

Сначала я озадачилась и даже испугалась. А вдруг Ника убили? Просто казнили без суда и следствия?

Но потом в голову пришла догадка.

— Он выглядит иначе. Телосложение почти то же, но волосы чуть темнее и короткие, а через всё лицо диагональный жуткий шрам.

Девушка кивнула и снова погрузилась в себя на несколько минут.

— Нашли, — вдруг сказала она с улыбкой. — Жив, но ранен. Хотя не особенно серьёзно. На руках и ногах ограничители, а камера запечатана тьмой.

Я даже не спрашивала, как Николина всё это узнала. Сейчас меня интересовало другое:

— Его можно хоть как-то оттуда вытащить?

— Печать тьмы сильная. Светлому через неё не пройти. И я даже подозреваю, что прекрасно знакома с тем, кто её ставил.

Она странно усмехнулась, поднялась на ноги и сделала несколько шагов по комнате.

— Не знаю, Мелисса, — сказала, наконец. — Нет у меня идей. Даже не представляю, как вытащить его и при этом не засветиться.

Мои глаза снова налились слезами, но я постаралась взять себя в руки. Нельзя расклеиваться. Нельзя!

— Ясно, — выдохнула и тоже встала. — Спасибо.

— За что? — хмуро спросила Николина.

— За информацию, — я сглотнула. — И прости, что побеспокоила. Я… пойду.

— Куда? — она смотрела на меня со смесью растерянности и недовольства.

— Сначала в академию, — ответила первое, что пришло в голову. — Постараюсь что-то придумать.

— Защиту из тьмы на его камере не пройти, — покачала она головой. — Никак. Её ставил сильнейший из нас.

— Значит, придётся дождаться, когда его выведут из камеры, — нервно выпалила я. — Должны же его куда-то выводить? На допрос или к целителю. Он же… ранен.

На последнем слове мой голос сел до шёпота, а из глаз всё-таки полились слёзы. Я стирала их пальцами, пыталась успокоиться, но безуспешно. А почувствовав чужое прикосновение к плечу, вздрогнула.

— Так, Мелисса, — решительно сказала Николина, — есть у меня одна мысль, но риск велик. И тебе точно придётся поучаствовать. То есть, независимо от того, получится у нас или нет, ты преступишь закон. Станешь преступницей. Готова к этому?

— Готова, — сказал я, решительно вскинув голову. Вот только всхлип явно испортил вид гордой девушки.

— В таком случае… — леди Рествуд ободряюще улыбнулась. — Попробуем сделать невозможное.

* * *

После разговора со Стайром Когтя вернули в знакомую уже камеру. Он устало опустился на твёрдую кровать, застеленную сероватым, но чистым бельём, и иронично хмыкнул. Никогда раньше пирату не приходилось бывать в подобных местах. Но ему казалось, что в обычной тюрьме намного грязнее. Его же угораздило попасть в изолятор тайной полиции, и тут всё было немного слишком.

Вот и охранный контур на его камере тоже оказался слишком серьёзным. Помимо нескольких сложных плетений из магии земли здесь имелась плотная завеса из тьмы. И если с обычной магией он ещё мог бы попробовать как-то справиться, то с тёмной — нет. Уж точно не тогда, когда на нём четыре браслета ограничителя.

Время шло, пират снова и снова прокручивал в голове разговор со Стайром и пытался понять, где мог допустить ошибку. Он ведь фактически не оставил главе тайной полиции выбора. А значит, Стайру придётся пойти с ним на сотрудничество. Потому что на карту поставлена безопасность столицы и всего королевства.

Коготь не сомневался, что за ним очень скоро придут. Иначе просто не могло быть. Но время шло, а он всё так же оставался в своей камере один. Еду ему не приносили, на допросы больше не вызывали. А когда за маленьким окошком под самым потолком полностью стемнело, пират вдруг пришёл к выводу, что о нём банально забыли.

В какой-то момент он почувствовал слабость. Она пришла резко и была совсем не похожа на последствие вынужденной голодовки. Нет, он ощущал себя так, будто кто-то душит его магию. Подавляет. Угнетает. Или даже отравляет. И это совсем не ограничители.

— Что ж так паршиво? — прошептал себе под нос и лёг на кровать.

Легче не стало. На лбу выступила испарина, а когда Коготь попытался её стереть, то к собственному ужасу просто не смог поднять руку. Из него будто стремительно выкачивали все силы. А ведь однажды он уже