– Это для нашего грима, верно? – спросила Кара, вертя ириску в руках. – А надо с ним делать что-то особенное?

Тафф помотал головой.

– Нет, достаточно налепить и всё. Спасибо. Я просто так боюсь, что вдруг забуду, и тогда моя часть просто не сработает…

Тафф направился было к двери, потом хлопнул себя по лбу.

– Ой! – воскликнул он, оторвал половинку ириски, которую держала в руках Кара, и сунул её в карман. – Чуть не забыл! Вот видишь? Я просто не могу нормально соображать! Я так переживаю, что непременно всё перепутаю. А ты на меня рассчитываешь, а мне, на случай, если ты забыла, всего восемь лет, и…

– Ты справишься просто блестяще, – остановила его Кара. – Как и всегда.

– Мне правда очень страшно. Так страшно, как никогда в жизни не было!

– И мне тоже страшно, – ответила Кара, – но есть и хорошие новости. Ты так долго был безрассудно отважным – побудь таким ещё немножечко, ладно? А после этого можешь хоть по гроб жизни спокойно оставаться трусом! Нет, серьёзно. Никто из-за этого о тебе хуже не подумает. Лично я собираюсь хныкать во время грозы и ложиться спать не меньше, чем при сотне свечей. Я это заслужила!

Тафф широко улыбнулся.

– А я тогда буду вопить от ужаса при виде змей! – рассудил он. – И убегать от собственной тени!

– Вот-вот, ты всё правильно понял! – рассмеялась Кара. – Хотя, на самом деле, змеи довольно милые.

Она поцеловала братишку в щёку.

– Ну иди, постарайся поспать.

Тафф вышел из хижины прежним пружинистым шагом.

Кара вернулась к зеркалу. Она представила себе лицо Бетани и прижала два пальца к стеклу. Клубы тумана ударились о зеркало изнутри с такой силой, что Кара встревожилась, как бы оно не треснуло.

Туман развеялся. И появилась Бетани.

Её лицо было в разводах грязи и в мелких царапинах. Вместо чёрного плаща с вышитым пауком с двойными жвалами – только грязная серая рубаха.

Её левая нога была прикована к вбитому в землю колу.

– Бетани! – воскликнула Кара. – С тобой всё в порядке? Что она с тобой сделала?

Бетани изумлённо прикоснулась к поверхности зеркала.

– Ну наконец-то! – отозвалась она, запустив руку в свои свалявшиеся волосы. – Риготт велела мне ждать рядом с гримуаром, пока ты не свяжешься со мной. Поначалу я попыталась бежать, но… с тех пор я исполняла всё, как она велела. Я следила и ждала.

– Прости меня, – вымолвила Кара.

Бетани зажала рот ладонью.

– Ой, мне же нельзя с тобой разговаривать! – испугалась она. – Риготт дала это понять весьма недвусмысленно…

Она поднесла руки ко рту и закричала: «Стража! Стража!»

Вдалеке послышались приближающиеся шаги.

– Наберись мужества, Бетани! – шепнула Кара. – Я вытащу тебя оттуда! И Сафи тоже! Уже недолго осталось!

Бетани посмотрела ей в глаза и чуть заметно кивнула. А потом гримуар подняли в воздух и куда-то понесли – явно нарочно держа его так, чтобы в него было видно только ночное небо, – и наконец положили его перед Риготт.

Сегодня на Паучьей Королеве было изумрудно-зелёное платье, а поверх него – накидка из чёрного кружева. Её обсидиановый трон мерцал в лунном свете. Кара слышала, как свита Риготт переговаривается и пересмеивается где-то за пределами её поля зрения.

Риготт вскинула руку – все умолкли.

– Я знала, что это всего лишь вопрос времени, – произнесла она. – Теперь ты готова наконец признать истину?

Хотя надменность Риготт заставила Кару вспыхнуть от гнева, она постаралась напустить на себя самый покорный и убитый вид, на какой была способна.

– Вы были правы, – робко начала она. – Я думала, что сумею вас одолеть. Но после того, что произошло в Катте, я поняла – дальше бороться бессмысленно. Я слишком слаба. Вы такая великая вексари, мне такой никогда в жизни не стать.

О последней фразе Кара тотчас же пожалела. «Пересолила!» – решила она. Риготт, конечно, достаточно тщеславна, чтобы поверить во внезапную покорность Кары, но нельзя же вот так сразу…

Паучья Королева, однако, не выказала ни малейших подозрений, а кивнула с таким видом, словно ничего другого и не ждала.

– Приятно слышать, что ты наконец-то осознала, где твоё место, – промолвила Риготт, и Кара поспешно потупилась, скрывая ярость под напускным раболепием. – Но что ты надеешься выиграть, сообщая мне об этом. «Вулькера» скоро будет моей. И если ты рассчитываешь на пощаду в грядущем новом мире, то, боюсь, уже поздно переходить на мою сторону.

Она закинула ногу на ногу.

– Возможно, это станет для тебя откровением, но я не из тех, кто готов прощать.

Приспешницы Риготт подобострастно захихикали – Каре это напомнило тявканье гиен.

– Последний грим у меня, – сказала она.

Смех смолк.

Риготт подалась вперёд и ткнула пальцем в зеркало.

– Докажи! – прошипела она.

Кара предвидела эту просьбу и взяла грим с собой в хижину. Она прислонила полоску кожи к стеклу. При виде её на прекрасном лице Риготт появилась гримаска капризного ребёнка.

– Почему он у тебя? – осведомилась она. – Это же моё!

– Пока нет, – ответила Кара. – Он может стать вашим. Но я хочу кое-чего взамен.

– Что тебе нужно?

– Мои друзья. Сафи и Бетани.

Риготт ждала продолжения, явно не предполагая, что вся просьба Кары сводится только к этому.

– И всё? – переспросила Риготт. – Провидица и обыкновенная ведьма?

«Мало я требую! – подумала Кара. – Она почует ловушку…»

– И ещё я хочу, чтобы вы дали торжественную клятву – позволить нам всем жить в мире и спокойствии до конца наших дней. Не только Сафи и Бетани, но и мне и моей семье тоже. С миром поступайте как вам угодно, только нас оставьте в покое.

– Ну надо же! Что же стало с той добродетельной ведьмочкой, которая всегда думала сперва о других, а потом уж о себе? – хмыкнула Риготт.

Кара отвела взгляд, притворяясь, будто стыдится признать правду.

– Я повзрослела. Миру нет до меня дела. Почему мне должно быть дело до него?

Риготт смерила Кару долгим, пристальным взглядом, и наконец одобрительно кивнула.

– Я принимаю твои условия, – согласилась она. – Где ты находишься?

– Сперва поклянитесь! – потребовала Кара.

– Ну, предположим, я поклянусь, – ответила Риготт, – но с чего бы тебе мне верить? Всё равно тебе остаётся только надеяться, что я не обману. Не переживай. Как только «Вулькера» окажется в моих руках, я навсегда забуду о тебе и твоих приятелях. Месть меня не интересует.