— Не всегда, — возразил Олег. — Просто в дальнем пути без них бывает… тяжеловато. Не дадите воды напиться уставшему путнику? А то до реки далеко, а знакомых у нас тут нет.

Женщина немного поколебалась, потом кивнула и — погрузилась в цветы.

— Как ты относишься к подземельям, Урсула? — передернул плечами ведун и шагнул мимо девочки в цветы, к откинутой дощатой крышке.

Машинально он отметил тщательно промазанные чем-то желтым щели, железные петли и то, что слой земли и дерна, судя по окантовке люка, составляет в толщину не меньше полуметра, после чего начал спускаться по лестнице в прохладную глубину. На глубине метров трех находилась комната с полом из плотно пригнанных досок. Без изысков: узкий, ничем не прикрытый топчан в локоть шириной, на стене — однотонная ткань, похожая на люш, кувшин с цветами на столике, под которым валялось несколько пар обуви: сапоги, низкие сапожки, сандалии с деревянной подошвой, шерстяные мягкие тапочки. Правда, на обе стороны уводили двери куда-то еще. От стены ярко светило наклоненное вниз зеркало.

— А откуда здесь свет? — поинтересовался Олег. — Я наверху никаких окон не видел.

— Милостью Раджафа, — кратко и непонятно пояснила хозяйка.

— А крыша, — указал на бревна над головой ведун. — Крыша не течет? В дождь, например.

— Цветы все выпивают. А лишнее в стены уходит. Они ведь из земли. — И женщина стала спускаться в следующий люк.

Здесь было уже совсем холодно, как в погребе, стоял мягкий полумрак. У дальней стены, метрах в трех, завидев людей, заблеяли в загончике козы, рядом с ними лежали кучей клубни свеклы. Судя по земляному полу, они спустились на самый низ, однако в центре имелся еще люк. Наверное, колодец.[6]

— Тут холодно, господин, — пожаловалась сверху невольница. — Я дальше не пойду.

— Кто она? — моментально насторожилась женщина.

— Непослушная девчонка, — ответил Олег.

— Кем она тебе приходится, путник?

Попытка уклониться от ответа не удалась.

— Не жена и не сестра, если тебя интересует именно это, — менее дружелюбным тоном ответил ведун. — Мы прибыли издалека, пришли с миром и хотели бы встретиться с кем-нибудь из здешних правителей. У вас в селении кто за старшего? С ним можно встретиться?

— Вы добрались вдвоем?

— Нет, наши корабли стоят за полем, на реке. Остальные путники остались там.

— В центре есть туктон Раджафа, к нему можно обратиться самому и услышать волю. Либо к каимовским знакам, что в домах старого Йымкона или По-веста.

Женщина спохватилась, открыла бочонок, зачерпнула из него ковшом, подала корец гостю. Олег отпил несколько глотков, закашлялся. Напиток напоминал чайный гриб — чуть сладковатый, чуть газированный, чуть кислый, но был таким холодным, что зубы заныли. Сделав небольшую передышку, угощение он все-таки допил — из вежливости. Как положено по русскому обычаю, перевернул, стряхивая последнюю каплю в жертву богам и одновременно показывая, что ничего не осталось.

— Спасибо за угощение, хозяйка, — вернул он ковш.

— Теперь идем к туктону, — решительно заявила женщина. — Идем!

— Пошли. — Ведун не стал протестовать против возможности узнать еще что-то о селении.

Они поднялись на самый верх, на цветочную крышу города, прошли по узким тропкам между клумбами в самый центр, спустились в люк под позолоченную крышку. Не станут же туземцы делать люк из настоящего золота! Здесь помещение больше походило на колодец диаметром в пять шагов с кирпичной стеной, в которую и были вмурованы тупени спиралевидной лестницы. Никаких зеркал тут не имелось, но снизу шел мягкий аквамариновый свет. Откуда — ведун так и не понял. Казалось, его рождал сам воздух. По накалу креста было понятно, что тут все пропитано магией с невероятной плотностью, поэтому удивляться не стоило.

— Вот он, туктон, — указала женщина на гранитный шар в половину человеческого роста, что лежал внизу колодца. — Говори, что ты хотел получить от Раджафа и каимовского народа?

— Мы… — Глядя на камень, попытался сказать что-нибудь толковое Олег. — Мы пришли издалека. Мы пришли с миром. Мы хотим торговать с этими землями, чтобы оба наших народа получали от этого выгоду… В общем, купцы мы из Руси. Ладно, завтра, говорят, торг большой будет. Там и разберемся подробнее.

Он повернулся было к лестнице, но женщина внезапно перекрыла ему дорогу:

— По законам Раджафа, все люди равны пред землей и небом. Тому зароком слово его и стража медная. Девочка, отныне ты не обязана слушать этого дикаря. Ты свободна, можешь идти, куда хочешь!

— Законы Раджафа нам не указ! — звонким голосом крикнула в ответ Урсула. — Это мой господин! Я останусь с ним.

— Да не бойся же ты, — попыталась перейти на ласковый тон туземка. — Он больше не сможет ничего тебе сделать. Если он попытается тебя удержать, его покарают стражи великого Раджафа.

— Смотри, как бы тебя не покарали! — Невольница вцепилась Олегу в руку. — Идем, господин. Они тут все злые, злые!

* * *

— Чего выведал? — встретил Любовод своего друга на границе лагеря: торговые гости ограничили пространство перед ладьями, натянув под углом два куска парусины, получив одновременно и стены от ветра, и навес от солнца или дождя, выкатили на берег несколько бочонков, развели костер — над огнем грелись многоведерные казаны.

— Селение семей на пятьдесят-шестьдесят. Так что человек триста-четыреста там обитает. Живут в землянках. Скотину мелкую держат, огородничеством занимаются. Ткани я видел, зеркала, обувь, хорошо выделанную. Мужчин мало. Наверное, на работах. Охраны тоже никакой, ни одного человека с оружием. Поклоняются какому-то Раджафу, молятся каменному шару с его именем, обращаются к нему с просьбами, пугают друг друга его стражами. Вроде все.

— Ладно, завтра торг все покажет. Отдыхайте… О боги, что это?

Олег оглянулся и увидел, как в сгущающихся сумерках нал медной чашей богини заплясал аквамариновый огонек. Постепенно разгораясь, он превратился в яркий шар, свет которого вырывал из ночной темноты лицо медной женщины и ее сжимающую рукоять меча руку.

* * *

Торг начал просыпаться еще в темноте, задолго до утренней зари. С поляны, слабо освещенной аквамариновым шаром статуи, слышалось пофыркивание скота, деревянный скрип, стуки и негромкие препирательства. Крест ведуна то и дело наливался огнем, отмечая проплывающие лодки. Шорох вытаскиваемых на берег плоскодонок слышался каждую минуту, и если никто не налетел впотьмах на борт ладьи, так только благодаря небольшому костерку, что поддерживали выставленные купцом дозорные.

Слабые лучи рассвета показали уже порядком заполненное поле. Местами телеги и степняцкие арбы стояли вплотную, забросив оглобли друг на друга и выставляя на всеобщее обозрение груды корнеплодов, тюки тканей, россыпи кувшинов, горшков и крынок, косы, седла, разукрашенные бубенцами уздечки, груды шкур, разноцветные бусы и платки.