Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И мы стоим в растерянности, понимая, что ни перья, ни волосы горных козлов подкинуть нет никакой возможности. Вот просто никакой.
— А может это… над лентой пролететь или проползти? — предложила Райса.
Агата меланхолично протянула руку, схватила за шкирку гномика, который, как и мы, стоял в толпе и глазел на навий обыск фейкиного жилища, и швырнула несчастного на огороженную территорию. Полыхнуло, громыхнуло, и гном вернулся на место обугленный, обгорелый и ошарашенный.
— Никак, навья магия, — констатировала очевидное Агата.
— Попали, — Кларисса сплюнула на землю. — Говорила, что с чертями связываться себе дороже?!
— Не говорила, — вспомнила Светка.
— Зря, — расстроилась Кларисска.
— Что делать… что делать… что делать… — бормотала я, нервно оглядываясь.
И в этот момент взгляд мой упал на домовых!
Они сидели на возвышении — пенек оккупировали, здоровущий такой, и устроились мелкие с комфортом — чайничек, чашки, плюшки, морды довольные. И дядь Никодим как мой взгляд заприметил, тут же махнул рукой, мол, подходи, угощайся.
— Девчонки, я скоро, — сообщила ведьмочкам и юркнула к домовым, лавируя в толпе.
Обошла гномов, которые смотрели на обыск по очереди — то один на плечи ко второму заберется, то другой. Чуть не отмахнулась, как от назойливых мух, от стайки боевых фей, но вовремя осознала ошибку и сделала вид, что руку подняла, просто чтобы прическу поправить, опасливо по дуге обошла гордо стоящих демонов с ядовитыми шипастыми хвостами, махнула чертям, те закивали в ответ, наткнулась на инкубов. Причем вообще случайно наткнулась, я в толпе чертей Герака высматривала, и тут — бах мордой в чьи-то мускулы. Отлипаю, поднимаю голову — инкуб! И главное, треснулась я так неудачненько — аккурат в вырез полурасстегнутой рубашки.
— Зла тебе, Стасенька, — промурлыкал индивид привлекательной наружности, сверкая колдовским зеленым взором.
— И тебе не хворать, мускулатура демоническая, — буркнула я, намереваясь обойти особу повышенно привлекательной внешности, пока не приступил к обаятельным процедурам.
Он же инкуб, а они иначе не могут.
— Куда спешите, формы ведьминские? — вернул он мне мой словесный выпад.
— Чай, отчитываться не обязаны, — хмыкнула я.
И тут инкуб совершил подлость — подбородок мой поддел пальцем, заглянул в глаза с высоты своего роста, и у меня все поплыло… Ноги ослабели, руки плетьми повисли, метлу очень захотелось взять… и это — треснуть некоторых. А демон плотоядно губы соблазнительные облизнул и промурлыкал:
— Поговорим?
— Ага, — ответила я, судорожно сглатывая и пошире распахивая ресницы.
— У меня? — задал следующий вопрос инкуб.
Волна тепла прошлась по всему моему телу. Ну все, достал!
— Чего откладывать? — я подалась к мышечным плитам ближе. — А давай здесь!
— Прямо здесь? — изумился инкуб, изогнув смоляную бровь.
— Да! — жарко подтвердила я. — Раздевайся!
Демон напрягся.
— Давай-давай, — подначила я, потянувшись к завязкам на корсете.
— Эм… — замялся инкуб. — Слушай, Григорьева, ты это… ну здесь как-то… э-э-э…
Я скривилась. Демон лапы от меня убрал и вообще даже на шаг отступил, значительно побледнев.
— Короче, не умеешь — не берись! — наставительно посоветовала я. — И да — еще раз глазенками сверкать будешь, я тебя зельем приворотным напою, учти.
Инкуб кивнул, все сильнее бледнея и почему-то даже не на меня глядя. Обернулась — позади стоял Герак.
— Здоров, — сказала я мохнатому соучастнику.
— Лютуешь? — поинтересовался здоровенный черт.
— Воспитываю, — не согласилась я.
Герак задумчиво покивал, потом спросил:
— А что, на этих глазастых чары не действуют?
Пожала плечами, повернулась к инкубам — странное дело, вся контора мускулистых, развратных и соблазнительных торопливо покидала место обысковых действий.
— Чего это с ними? — не поняла я.
Герак молча взял за плечи, круто развернул вправо — там, в окружении трех преподавательниц и двух десятков жаждущих внимания студенток стоял Владлен Азаэрович. Выражение лица декана чертового факультета носило убивательно-мечтательное выражение. Ничего удивительного, что, круто развернувшись, я едва ли не бегом последовала куда-нибудь подальше. Вот просто куда-нибудь!
— Ты куда? — не понял черт и удержал на месте, схватив за плечо.
— Валим, — ответила я, предпринимая попытку вырваться.
— Так не за инкубами же, — прошипел Герак.
— Да какая разница? — возмутилась я.
И возмущение мое понять можно было — там, где инкубы прошли, просека в толпе образовалась, так что путь был самый что ни на есть удобненький.
— Григорьева, совсем ополоумела? — прошипел чертяка волосатый. — То, что Владлен Азаэрович на тебе из мести женился, — это одно, а вот изменять черту я бы на твоем месте не пытался даже.
Я перестала вырываться, нахмурилась, к Гераку полуобернулась и спросила:
— А что, черти только из мести женятся?
— У боевых по любви первую жену точно никто не берет, — хмыкнул он. — В их кланах на роль первой жены только увечные да перестарки соглашаются, а то и вовсе никто. Оттого ведьм и берут по обыкновению, исключительно из мести. Не любят боевые вашу братию.
— Взаимно, — прошипела я, вспомнив, что кое-кто у ректора Вреднума на нерасторжимом браке активно настаивал.
Из мести, значит. И может, Владлен Азаэрович и не боевой черт, но что-то мне подсказывает, что брак у него аккурат по традициям чертяк планируется.
— Эй, Григорьева, что-то у тебя выражение лица стало такое… зверское, — тряхнул меня Герак. — Ты чего, а?
— Ничего, — я дернулась, высвободив плечо.
А затем торопливо направилась туда, куда, собственно, и шла, потому как в толпе шепоток прошел: «Навы первый этаж обыскали уже, выше поднимаются». Короче, время терять никак нельзя было!
— Гри… Стась! — зашипел мне вслед Герак.
Но я целенаправленно пробежалась по просеке, оставленной инкубами, а вот едва те испуганно на меня оглядываться начали, свернула к домовым.
Домовые наслаждались жизнью, зрелищем и чаепитием из пузатого белого с голубой росписью фаянсового чайничка, от которого умопомрачительно пахло смородиной. И чашки у бородатых мелкоросликов были знатные: белые, с голубой каемочкой и на таких же с каемочкой блюдцах, и…
— Стасенька, душенька! — увидев меня, воскликнул дядь Никодим. А затем заявил подоспевшему и сопевшему над моим плечом черту: — Тьфу, изыди, блохастый!