шестьдесят два фунта. Только сейчас он понял, как много истратил или отдал на благотворительные цели из тех трех тысяч фунтов, которые получил в наследство от матери.

— Вот все, что у меня есть, дорогая. Скажи, тебе хватит на первое время?

Клэр вылезла из постели, откуда внимательно следила за каждым его движением.

— Что-что? О, Дес, в этом ты весь! О да, дорогой, — промурлыкала она, схватив деньги. — Для начала хватит, чтобы понять, что к чему. А теперь удачи тебе! Я помолюсь за тебя.

Когда Десмонд ушел, Клэр пересчитала купюры, а потом снова завалилась в кровать, решив еще немного подремать.

Миновав Куэй, Десмонд свернул направо и пошел по Графтон-стрит, по праву считающейся гордостью Дублина, пока не дошел до угла, откуда открывался вид на площадь Колледж-грин. Десмонд собирался пройтись пешком до Боллсбриджа, но новый приступ какой-то непонятной слабости, которую он чувствовал с самого утра, заставил его изменить решение и сесть на трамвай. Десмонд прекрасно понимал причины своего недуга и решил, что, наверное, стоит обсудить, причем самым тактичным образом, сей деликатный вопрос с Клэр.

Тут из-за поворота показался трамвай, который остановился по знаку Десмонда. Десмонд опустился на сиденье и снова ощутил приступ ностальгии. Трамвай громыхал по знакомым улочкам — путь, который Десмонд когда-то столько раз проделывал по дороге в школу, и на него тотчас же нахлынули болезненные детские воспоминания. Его чувства еще больше обострились, когда он вышел из трамвая на конечной остановке «Боллсбридж» и направился через сквер в сторону школы Святого Брендана.

Несколько замешкавшихся на спортплощадке школьников в знакомых зеленых с черным блейзерах торопливо бежали к дверям школы, и Десмонд медленно пошел за ними. Ему не было надобности спрашивать дорогу — он знал ее как свои пять пальцев. Он прошел мимо классных комнат и дальше по коридору, приведшему его к закрытой двери, в которую он неуверенно постучался. Доносившиеся из комнаты голоса говорили о том, что доктор О’Хара сейчас занят, и Десмонд присел на скамью возле двери. Он смирился со своей ролью просителя и приготовился терпеливо ждать. Примерно через четверть часа дверь распахнулась, и из комнаты вместе с доктором О’Харой вышла женщина в элегантном деловом костюме, которую доктор лично проводил до конца коридора. Только вернувшись к своему кабинету, директор заметил Десмонда и жестом пригласил его внутрь. Удобно устроившись в кресле, доктор О’Хара указал Десмонду на стул, а когда тот сел, испытующе на него посмотрел. Десмонд в свою очередь тоже бросил взгляд на морщинистое, обвисшее лицо директора и удивился, как безжалостно обошлось с ним время.

— Ну что, Десмонд, я получил твое письмо и прочел его с большим удивлением и глубокой грустью. Что сказал бы твой выдающийся батюшка, если бы был жив? Если бы он дожил до такого позора, это непременно убило бы его. Скажи, разве тебе не нравилось быть священником?

— Очень нравилось. Я любил свой приход и своих прихожан, но здесь вопрос стоял по-другому: либо поступить, как порядочный человек, либо обесчестить девушку из хорошей семьи, оставив ее на поругание толпы.

— Значит, девушка была беременна.

В ответ Десмонд только молча наклонил голову.

— Что ж, теперь мне все более или менее ясно, Десмонд. Итак, ты женат, отвергнут Церковью, испытываешь крайнюю нужду в деньгах и, следовательно, в работе.

— Сэр, вы, как обычно, излагаете суть проблемы предельно логично и беспристрастно.

— Десмонд, не смей мне льстить или я не стану иметь с тобой дела. А теперь скажи, что ты можешь мне предложить как учитель.

— Я могу преподавать латынь, французский, итальянский и даже испанский. И можете мне поверить, я прекрасно справляюсь с детьми. В Килбарраке я весьма успешно вел группы для подготовки к первому причастию и конфирмации.

— Допустим… — задумался доктор О’Хара. — Хорошо, Десмонд, я могу взять тебя учителем латыни и французского в двух младших классах. В оставшееся время ты будешь помогать мне в канцелярии: проверять работы учеников, заниматься моей корреспонденцией, бумагами и прочее. Обычно зарплата учителя составляет двадцать фунтов в месяц, но в память о наших добрых отношениях и с учетом твоих стесненных обстоятельств я положу тебе двадцать пять фунтов в месяц.

— О, сэр, я вам так… — начал Десмонд, но директор предупреждающе поднял руку.

— И все это, Десмонд, при одном условии: я ничего не знал и не знаю об обстоятельствах твоей личной жизни. Будем считать, что ты просто мой бывший ученик, причем очень хороший ученик, который обратился ко мне с просьбой взять его на работу.

— Я… Полагаю, я понимаю, сэр, и, естественно, согласен.

— Да, Десмонд, если до кого-либо из родителей случайно дойдет, что я, заведомо зная суть дела, принял человека с твоей репутацией учить их маленьких детей, то, если мне не удастся от тебя сразу же откреститься, последствия для меня могут быть самыми печальными.

— Я все понимаю, сэр. И я согласен. В Дублине ничего не узнают о… о Килбарраке.

— В таком случае, Десмонд, ты принят на работу. Начиная с завтрашнего дня, с девяти утра. Повторяю условия. Обычная зарплата двадцать фунтов. Но, поскольку я искренне тебе сочувствую, ты будешь получать двадцать пять.

— Благодарю вас, сэр. От всего сердца. Вы не пожалеете, сами увидите.

— Хорошо, Десмонд. А теперь оставь меня. У меня через пять минут занятия в шестом классе.

Выйдя на улицу, Десмонд решил немного пройтись пешком. Он был спасен. Постоянная работа, причем работа любимая, и зарплата, которая позволит им с Клэр ни в чем не нуждаться.

Он уже больше не чувствовал усталости и размашистым шагом быстро дошел до центра Дублина. Ему вдруг захотелось отпраздновать свое новое назначение, и он зашел в «Бьюли», где заказал большую чашку кофе и две пшеничные сконы со свежим маслом. Он с детства помнил и любил кофе, который подавали в «Бьюли», — идеальный, ароматный и крепкий, с маленьким горшочком свежих густых сливок. Райское наслаждение, хотя он не отказался бы и от пирога со свининой, что с аппетитом уплетал его сосед, но это для него сейчас слишком дорогое удовольствие, которое вполне может подождать. Из кафе Десмонд отправился в парк Святого Стефана, где присел на залитую солнцем скамью рядом со студентами, давно выбравшими квадратный кусочек зелени в самом сердце Дублина местом полуденного отдыха между занятиями.

В свой маленький домик в Куэе, теперь действительно ставший для него домом, Десмонд вернулся в три часа. Клэр еще не было, но не успел Десмонд войти, как кто-то позвонил в дверь. На пороге стоял шофер в опрятной зеленой униформе,