был поражен тем, что Томас оказался способен на нечто подобное. Отец к тому времени написал всего несколько глав. А Томас всегда писал быстро. Он написал целую книгу и получил предложение! Он сказал, что может разделить гонорар с отцом, но тот был уже слишком возмущен тем, что Томас украл его серию. Он сказал, что расскажет всем, что он сделал, но Томас ответил, что это невозможно доказать. Томас легко убедит всех, что это Барнаби записывал его идеи, а не наоборот, тем более что у него есть целая книга, а не просто несколько глав». — Нэнси подняла глаза. — О, господи.

— Томас что, правда украл сюжет про детектива Андерсона? — спросил Джонатан, глядя на Нэнси и Джейн. — Если да, то это бомба. — У него округлились глаза.

— Не могу поверить, что кто-то способен на такое, — сказала Джейн с таким же пораженным видом. — Как Томас мог так поступить? Тем более со своим другом!

— Я просто не могу поверить, — согласилась Нэнси.

Томас Грин похитил идею своей серии бестселлеров. Звучало слишком безумно, чтобы быть правдой. И все же если это так, то все случившееся этим летом обретало смысл.

— Давайте дочитаем письмо, — сказала она остальным. — «Между ними произошла страшная ссора, в конце которой Томас ушел, как будто ничего не произошло, а мой отец начал сходить с ума. Он пишет, что не знает, как ему поступить. Говорит, что начал собирать все свои записи и заметки с датами и попытался связаться с Нейтаном Лавдэем, агентом Томаса. Он ждал, что тот ему перезвонит. Надеялся разоблачить Томаса и сорвать сделку. Никому другому он ничего не рассказал. Он был настолько шокирован этим предательством, что думал только о том, как остановить Томаса. А еще он пишет, что очень переживал. Что, если он расскажет обо всем в писательском клубе, а ему не поверят? Что, если они встанут на сторону Томаса? Ему было слишком страшно это выяснять. Он рассказывает, что в то время, когда ждал ответа от Нейтана, он как-то выглянул в окно и увидел, что к нему снова идет Томас. Его последние слова в дневнике были: “Ну, посмотрим, что теперь скажет этот вор”».

— Значит, Барнаби боялся, что ему никто не поверит, и поэтому покончил с собой? — спросил Джонатан.

— Подождите, здесь еще один абзац, — сказала Нэнси, перевернув письмо. — «Тем вечером моего отца нашли мертвым. Я прочел этот дневник и решил, что это поступок Томаса довел отца до самоубийства. Что он почувствовал себя полностью раздавленным и смятым. Но вот здесь я прикладываю еще и предсмертную записку, которую мой отец якобы напечатал на своей пишущей машинке. Ее мать тоже сохранила. В ней не упоминается ни Томас, ни его поступок. В ней вина возлагается на мою мать, на отказы издателей, на то, что у него забрали меня, на его чувство, будто ему незачем больше жить. Но скажите мне вот что: если он убил себя после встречи с Томасом тем вечером, почему он об этом не упомянул? В дневнике столько всего написано о предательстве, но в записке нет даже упоминания о нем. Однажды мать рассказала мне, что у моего отца был письменный стол с секретным ящиком. Возможно, он спрятал дневник туда, чтобы Томас не смог его забрать. Она, видимо, нашла дневник и хранила его, но мне не показывала. Думаю, она таким образом пыталась меня защитить. Но, возможно, мой отец спрятал его, потому что боялся, что может сделать Томас. Я понимаю, это может показаться безумием, но в последней записи из дневника говорится о том, как Томас подходит к дому моего отца. А потом отца нашли мертвым. Его предсмертная записка — это какая-то бессмыслица. Мой отец не кончал жизнь самоубийством. Я думаю, его убил Томас Грин». — Нэнси снова была вынуждена остановиться. — О, Боже мой!

— На этом письмо заканчивается? — возбужденно спросил Джонатан.

— А… нет, здесь еще немного… «В конце дневника мой отец записал идеи для запланированной серии. Их было десять. Я проверил книги Томаса Грина. Он использовал их все. “Идеальное убийство” последнее в списке. Может, он так долго ждал, прежде чем написать его, потому что это была последняя идея. Когда я понял, что он украл всю серию у моего отца, я ужасно разозлился. Я написал Томасу и попросил встретиться, как старого друга моего отца, но его агент Нейтан Лавдэй ответил, что тот слишком занят новой книгой. Я продолжал попытки поговорить с кем-нибудь из них. Я звонил, писал, посылал сообщения в соцсетях, но они игнорировали меня. Я не знаю, что Томас сказал Нейтану обо мне — может, его агент был в курсе украденных идей, — но, как бы то ни было, я не мог заставить их поговорить со мной. Я не знал, что делать. Поверил бы мне кто-нибудь, если бы я предъявил общественности дневник своего отца? Я решил выяснить, сможет ли мне кто-нибудь помочь, и тогда я поехал в Даггерфорд.

В писательском клубе я встретил старых друзей моего отца. Я попытался узнать, знали ли они что-нибудь о поступке Томаса. Но остались только двое, кто был в клубе вместе с моим отцом и Томасом, — Перси и Кэрри. Им было неприятно, что Томас отвернулся от клуба, но они не видели ничего предосудительного в его книгах или успехе. Они упомянули Барнаби только мельком и были уверены, что он покончил с собой. Я не сказал им, кто я. Они добрые и искренние люди, и я не хотел впутывать их, если Томас действительно окажется опасен. А потом объявили о встрече Томаса в Дэдли-Энде, и я подумал, что это идеальная возможность наконец-то заставить его встретиться со мной.

Я хотел, чтобы Томас признался и я смог рассказать миру всю правду. А потом я вспомнил про вас и дело Ротов и про ваш книжный магазин.

Я решил, что смогу привлечь внимание не только Томаса, но и ваше. Вы однажды раскрыли убийство, и я знал, что вы хорошо знакомы с книгами про детектива Андерсона. Я подумал, что могу оставлять ему такие угрозы, по которым вы поймете, что он что-то скрывает, и это заставит-таки его со мной встретиться.

Так что сегодня я пишу вам это письмо и собираюсь прийти к вам в магазин. Я хочу добиться справедливости для своего отца, но не уверен, что его дневника будет достаточно для полиции и прессы. Нужно, чтобы Томас сам признался в том, что сделал.

Я скопировал дневник моего отца, чтобы показать