— Пугануть хотел?

— Угу, — Валерия Сергеевна мрачно покачала головой.

— Только папа ваш, Альберт Георгиевич, всеми уважаемый, не испугался? Да?

Валерия Сергеевна снова кивнула.

— Да… Дело ваше труба…

— Слушайте! Вы же можете помочь!

— А что я сделаю?

— Ну… ну… Украдите её, в конце концов! Вы же можете, я знаю!

— Лично я не могу!

— Да? А подругу её, Кити Щербацкую, куда дели? Что-то поговаривают, она пропала…

— Аня — подруга Кити? — Каренин вдруг встревожился.

— Да, а вы не знали?

— Нет.

— Короче, Алексей Иваныч, мы с вами люди взрослые. Давайте начистоту. Сколько вы хотите, чтобы эта тварь пропала?

— А как же свадьба?

— Женим на другой. Ему всё равно, а нам с пользой. Понимаете?

— Понимаю, — устало вздохнул Каренин. — А папа ваш что?

— А папа наш, если узнает, что у него невесткой будет какая-нибудь дочка директора завода, от счастья кипятком ссать начнёт. Вы Наталью Голубенко знаете?

— Это с выставки аграрной, что ли? Директор? Рашен нью колхоз?

Алексей Иванович отлично знал Наталью Голубенко, крикливую недалёкую бабу, которой посчастливилось когда-то в молодости сделать фантастический минет своему сокурснику, который, ныне сделавшись сельхозным министром, в память о студенческих днях и первом опыте оральной любви «отвалил» бывшей любовнице должность генерального директора выставки эсэнговского масштаба.

— Да. Так вот, у неё дочка есть. Варвара. Очень, говорят, неглупая девица и вроде бы даже симпатичная.

— Альберт Георгиевич от этой, — Каренин кивнул в сторону газона, откуда унесли Аню, — не в восторге?

— Да нет… Просто ему показали её, сказали — вот невеста. Он же у нас как локомотив — если уж попёр по рельсам, так до пункта назначения. Если же она якобы сама сольётся — он про неё и думать забудет. Даже обидится, что такая чувырла его сына покинула. Так сколько будет стоить её внезапное охлаждение к Максиму?

Каренин потёр свою козлиную бородку.

— Ну… тысячу… Не больше, я всё-таки к вам… Ну, в общем вы мне как друзья. Плюс расходы на документы…

— Спасибо вам, Алексей Иваныч, я всегда знала, что бы ни говорили — вы настоящий друг, на вас положиться можно, — Валерия Сергеевна взяла Каренина за руку.

— Ну что вы… — он смутился.

Когда Веселовская ушла, Алексей Иванович чуть не прослезился. Он был готов сейчас убить Аню ради Валерии Сергеевны, и причём совершенно бесплатно, тем более что эта девица самым гнусным образом похожа на его бывшую жену. Каренин впервые почувствовал скромную гордость за свою должность «мусорщика» — вот, люди всякие нужны, люди всякие важны. Не будь левинской конторы — как бы сейчас Веселовские выкручивались?

[+++]

Веселье плавно сходило на нет. Кто-то из гостей уехал, остальные напились и разошлись по предложенным комнатам. Те, кто не напился, но нашёл себе увеселение на ночь в форме какой-нибудь девицы или одинокого заскучавшего мужчины, тоже разбрелись — кто в комнаты, кто по машинам, а кто и вовсе укатил «в нумера».

Валерия Сергеевна сидела в шезлонге, завернувшись в шубу. Всё происшедшее в течение дня казалось ей чудовищным сонным абсурдом. Вспомнив ультиматум мужа, она поморщилась и сделала приличный глоток холодного сухого мартини. Веселовская привыкла вспоминать свою жизнь как триумфальное шествие. Она всего добилась сама, она не делала ошибок, разве что в молодости, когда была ещё Лерой Прокопец, когда носить гордое имя Валерии Сергеевны Веселовской ей ещё только предстояло.

Ах, как она мечтала стать киноактрисой! Приехала в Москву и даже поступила с первого раза во ВГИК. Это казалось тогда сказкой! Потом были летние каникулы, и её пригласил «Ленфильм»! Это неслыханная победа! Снимался фильм о «Мюзик-Холле», о таких советских шоу-гёрлз. Фильм так и не вышел в прокат. В семидесятые его запретила цензура, а в девяностые он уже стал слишком наивным.

Лерочка Прокопец так и осталась в городе на Неве. Её домогались сразу три изумительных партии: директор «Мюзик-Холла», режиссёр, пригласивший сниматься, и ещё какой-то — со студии научных фильмов. Лерочка перевелась в театральное и… И закончила его, сыграв за это время пять ролей в студенческих капустниках. В её жизни произошло много событий. К примеру, режиссёр уехал в Польшу, где и остался. Сейчас снимает порнуху, говорят, хорошо живёт. Прокопец бросилась было в объятия престарелого директора «Мюзик-Холла» и даже блистала один сезон как прима, выдавая бесподобный канкан. Арнольд Павлович в начале лета предложил Лерочке путёвку в Сочи, куда она с радостью отправилась и провела удивительно весёлое лето — абсолютно все мужчины были её. Как же — она ведь артистка, звезда ленинградского «Мюзик-Холла». Каждый день самые лучшие рестораны, дачи самых высоких чиновников, всеобщее почитание и поклонение таланту. Лерочка купалась в лучах своей славы и так не хотела из них вылезать, что направила Арнольду Павловичу телеграмму, в которой потребовала ещё месяц за свой счёт, на что тот немедленно согласился. Ещё месяц блистательная Прокопец провела в жарких объятиях одного состоятельного до неприличия армянина, который предложил ей довольно солидное содержание, на которое Лера, само собой, согласилась. Армянин взял её ленинградский адрес и телефон. Прокопец хотела уже дать вторую телеграмму Арнольду Павловичу о том, что, вероятно, задержится ещё на некоторое время, однако неожиданно он сам телеграфировал с предложением отдохнуть за счёт театра лишний месяц. Лера встревожилась и первым же самолётом вылетела в Ленинград. Прямо из аэропорта примчалась в театр… и увидела на своей гримёрной табличку с фамилией: Светлана Щекочихина.

В гневе она направилась требовать от Арнольда Павловича объяснений, секретарша пыталась её остановить, но безрезультатно… Лера Прокопец застала Арнольда Павловича в самом пикантном виде с новой примой Щекочихиной.

Скандал вышел чудовищный. Прокопец требовала, чтобы её немедленно восстановили в примах, а то вся эта ситуация выйдет наружу. Арнольд Павлович сделал непонимающее лицо.

— Какая такая ситуация? Вы, Светлана Евгеньевна, что-нибудь видели? — обратился он к Щекочихиной.

— Не-е-ет, — протянула та, забираясь Арнольду Павловичу языком в ухо.

— А вы, Ирина Станиславовна? — обратился тот к секретарше.

— Нет, лично я ничего не видела, — быстро отрапортовала та.

— Так в чём же дело, гражданка Прокопец?

— Я в партком… я… В милицию!

— В какую милицию? Ничего не было! Ах, извините… Кроме того, что вы уволены за прогул.

— Что?!

— Вы должны были вернуться из отпуска месяц назад!

— Но я послала вам телеграмму! Вы же сами разрешили!