Ага, видал я таких!

Вода так холодна, что жжёт кожу. Но Эй рядом, и у берега неглубоко. После купания становится легче, но, когда мы выбираемся на песок, у меня зуб на зуб не попадает. Хорошо, что на плаще тепло!

— Ты меня убьёшь когда-нибудь, — говорю я, когда губы отогреваются под поцелуями Эйки.

Она отбрасывает за спину волосы движением плеча и легкомысленно соглашается:

— Когда-нибудь убью.

— Странно, что никто в реке не захотел того же, — не устаю я поражаться, — в первый раз с таким сталкиваюсь!

— Как это не захотел? — возмущается Эй, демонстрируя острый хвостовой шип. — Я их штук пять заколола.

— Тогда всё нормально. А кто это был?

— Кто же знает? — Эй довольно втягивает шип и прячет хвост. — Пакость какая-то. Глазом не увидишь, слышно только, как по дну ползают. Зубастенькие. Но меня прокусить трудно — зубы сломаешь!

— Впредь буду осторожнеее, — усмехаюсь я глядя, как она распутывает мокрые кудри, — на охоту отправишься?

— Ну её, — решает Эй, вытягиваясь рядом, — ночью слетаю. Ночью выбор больше.

Выбор — это хорошо, вспоминаю я, прикрыв глаза. Эй помалкивает, но я ощущаю её горячую кожу, прохладные волосы и мелкие движения пальцев у моего уха. Долго так не протерпишь, но низкое предгрозовое небо и убаюкивающий шелест травяного озера не дают поднять веки. Эйка понемногу затихает, только водит пальчиком по моей руке. Укусы восьминогой зажили, но следы остались, и Эй запоминает их контуры.

— Я тебя люблю, Ильм, — сообщает она примерно через час. Очень тихим шёпотом.

Непонятно, к чему. Непонятно, почему именно теперь. Я даже не уверен, это она сказала или ветер прошёл по траве? Нет, но надо же понять! Я резко поднимаю голову, вскрикиваю от боли, и мы ударяемся лбами.

— Связь! Ты что? — серьёзно удивляется Эйка.

Оказывается, она переплела наши волосы и не сочла нужным предупредить об этом. Нас начинает душить смех, и расцепиться сразу не получается. А потом расцепаться уже не надо. За поцелуями день плавно превращается в ночь, и всё утрачивает смысл. Всё, кроме горячей кожи и прохладных волос Эйки, кроме грозового неба в её глазах, её губ и рук. Хвост она тоже использует — не скажу, как — но в итоге ночь неприметно перетекает в утро. Наверное, так тянулось бы и дальше, но на рассвете пробуждается речная живность. В мутно-лиловом свете становятся заметны следы их вытянутых тел на мокром песке.

— Ползут, — вздыхаю я, нащупывая рукоять меча.

— Ползут, — недовольно соглашается Эйка, ловя ухом перезвон песчинок, — придётся вставать.

Двоих она протыкает хвостом, третьего я достаю сам, и по песку расползаются лужицы воды.

— Не отправиться ли нам дальше прямо по реке? — предлагаю я, отряхивая плащ.

Эйка застёгивает рукава своего походного наряда и смотрит на меня с весёлым сомнением.

— Ты столько не проплывёшь. Тебя слопают.

— Я не имел в виду — вплавь. И разве на суше безопаснее? По воде хотя бы идти не надо!

— Твоя магия уже способна создавать корабли? — насмешливо интересуется Эйка. — Тогда зачем их искать?

— Я как-то строил лодку. С отцом и с магией. Но можно обойтись плотом. Болота и пороги остались позади. Почему не попробовать?

— Тебя утомили недружественные племена? — щурится Эй, подвязывая косы. — Так. А плот из травы сплетём?

Я указываю на середину реки:

— На том островке растут деревья.

— То есть, мне опять тебя тащить, — заключает Эйка. — Тогда я должна подкрепить силы. Не уверена, что среди бела дня превращусь, как надо.

Чтобы не разжигать попусту её аппетит, я обещаю доплыть самостоятельно.

— Просто последи, чтобы мной никто не закусил. А на плоту соорудим для тебя навес. И опасность будем видеть издалека. Ну?

— Нет нужды сильнее лени! — качает головой Эйка. — Крепко запомни, что идея была не моя. На тот случай, если тебя съедят.

Никто никого не съедает, она превосходно справляется. У меня под коленом остаются следы мелких укусов, но совсем неглубокие, и от зелёной воды они быстро затягиваются.

Этот клочок суши посреди реки словно перерисован из старой книжки. Такое ощущение, что его ни разу не касалось дыхание магии. Самое странное из виденных нами мест! Совестно тут колдовать, но куда деваться? Выбравшись из ледяной воды, я продираюсь через заросли осоки и развожу на песке костёр. Пока огонь разгорается, я прикидываю, хватит ли тут древесины на плот, и восхищаюсь присосавшейся к руке пиявкой. Зубов у неё нет, и размером она не больше ногтя. Бывает же!

— Соперница! Ишь как надулась! — ревниво замечает Эйка.

Наши вещи она уже перенесла и первым делом набрасывает на меня плащ. Утренние лучи прорезают рассветный туман, и даль яснеет — вплоть до голубых скал. Но нам надо в другую сторону, за грозовыми тучами, и я начинаю сооружать плот.

Хотя меч блестяще справляется с древесиной, работа растягивается до вечера и завершается лишь благодаря проворным рукам Эйки. Брёвна она связывает легко, а верёвку я могу удлинять бесконечно. В тайне я горжусь этим достижением, но сомневаюсь в прочности своих чар. Испытание плота мы откладываем назавтра и решаем заночевать на островке.

Пока Эй любуется закатом и лакомится водяной крысой, я обрываю по кустам голубые весенние цветочки и вручаю ей весь пучок. Эйка удивлённо облизывается.

— Я это не ем, что тебе ударило в голову?

— Прежде нормальные цветы не попадались. И вряд ли попадутся, — объясняю я, устраиваясь рядом, — цени момент.

— М-м! — тянет она, пытаясь проникнуться. — Тогда я эти поберегу.

Солнце опускается в призрачные развалины грозовых туч. Ветер гонит рябь по реке и тщится задуть костёр, швыряя в реку рыжие искры. Эйка забрасывает мёртвого зверька в воду и принимается плести венок так же ловко, как перематывала верёвки. Следя за её тонкими пальцами, я гадаю, будет ли в нашей жизни мгновение безоблачнее?

* * *

Переждав ночь на острове, мы по песку и мокрой траве сволакиваем плот в реку. Сразу он не тонет. Но не попробуешь — не узнаешь, и я отталкиваюсь шестом от берега. Тут же с небес шлёпаются первые тяжёлые капли. С утра пасмурно и ветрено, и в следующие несколько дней дождь, как привязанный, следует за нами. Но плыть это не мешает, и мы тихонько движемся вниз по течению.

Сначала я пытаюсь обойтись шестом и подобием весла. Но вскоре приходится признать, что лучший помощник кривым рукам — колдовство. После нескольких попыток врезаться в берег плот нехотя соглашается плыть ровно посередине русла. Почти ровно… Да ладно, река широкая! Зато я могу спрятаться под навес.