От осознания курьезности сравнения я даже улыбнулся. А уж подъезжая к владениям Смольяниной, мое настроение и вовсе выправилось, когда я вспомнил, что у дражайшей Заряны Святославны имеется свой собственный зимний сад и теплицы. Вот ни за что не поверю, что там не найдется какого-нибудь симпатичного цветника…

Пока открывались ворота, я успел попросить Ратьшу, чтобы он подвез меня к центральному входу в дом, что тот и выполнил, после чего был вознагражден четвертаком, и укатил куда-то в темноту.

— Добрый вечер, Заряна Святославна. — Я поприветствовал хозяйку, спускающуюся по лестнице со второго этажа мне навстречу. Предупрежденная о моем визите одной из служанок, отловленной мною в холле дома, Заряна Святославна даже успела накинуть свою «парадную» шаль. Так сказать, «встречная» форма. Здешним дамам, видите ли, невместно встречать в платье с оголенными плечами, пришедших с визитом мужчин. Исключение допустимо лишь для любовников. Даже на балу, где шаль, как следовало из рассказов образовывавшей меня Лады, неприемлема, в холле, гостей встречает либо хозяин дома, либо дворецкий.

— Здравствуйте-здравствуйте, Виталий Родионович. — Улыбнулась Смольянина, подавая мне ухоженную руку. — Смотрю, совсем вам закрутила столичная жизнь. Пропали на целый день, даже в обед не показались…

— Что делать, дражайшая Заряна Святославна. Наша служба и опасна и трудна… да и времени отнимает порой немало. — Поцеловав, точнее, должным образом изобразив поцелуй ее руки, проговорил я.

— Вот пример достойный подражания для нынешней молодежи. — Вздохнула хозяйка дома, одновременно, жестом предлагая пройти в небольшую гостиную, двери которой уже открыла для нас давешняя симпатичная служанка. — А мой-то племянничек, все кутит. О продолжении дела отцова и думать забыл. Приходится мне, хрупкой женщине мужскими денежными делами заниматься. Не то вконец оскудеет род…

— Ну что вы, Заряна Святославна. С вашими талантами, такой печальный итог решительно невозможен. — Проговорил я, останавливаясь не доходя до порога. — Но вы уж простите, невежу, я ведь к вам тоже по делу заглянул.

— Денежному? — Усмехнулась Смольянина, приподняв одну бровь.

— А то уж вам решать, любезная хозяйка. — Развел я руками.

— И все же идемте в гостиную, Марика подаст чаю… или может кофию желаете? — Предложила Смольянина.

— Кофий. Определенно, сейчас лучше кофий. — Согласился я, пропуская хозяйку дома в гостиную.

— Все слышала? Его благородию принеси йеменский, что из лавки Сантино. А мне чаю подай, с липовым медом. Исполняй. — На мгновение замерев рядом со служанкой, приказала Смольянина, и та, кивнув в ответ, кинулась исполнять. Только что руку к голове не приложила, да «так точно» не рявкнула. М-да, вышколенные же слуги у госпожи Смольяниной… Наш ротный их дисциплине позавидовал бы.

— Итак, Виталий Родионович, расскажите же, что за нужда вас привела? — Поинтересовалась Заряна Святославна, едва перед нами, на столике, появился поднос с чаем и кофе.

— Кхм. Даже не знаю, как просить вас о том… — Начал я. — Видите ли, я сегодня, как вы заметили, очень поздно уехал из присутствия. Хотел было купить цветов, да как назло, обнаружил, что лавки уж закрыты…

— Понятно. Можете дальше и не объяснять… Вы бы скорее заполночь цветы нашли, нежели после заката. Лавки у нас, где сии деликатные создания продают, по нынешнему времени года, работают лишь от полудня, когда их привозят, и часов до трех-четырех, не более.

— Вот как? Странно… — Протянул я.

— Да что уж тут странного? — Смольянина явно оседлала любимого конька, и мешать ей я не стану. Катком переедет, но вещать не перестанет… даже над могилой. По глазам видно. — Посудите сами, цветы, они ведь самые хрупкие создания, хранить их по такой погоде труд немалый. Перемерзают.

— А как же согревающие воздействия? — Удивился я.

— Сразу видно, что вы с цветами не знаетесь. — Вздохнула хозяйка. — У цветов, если говорить по-модному, структура очень уж нежная, диапазон ее крайне узок, а потому, ежели рядом есть какие сильные наговоры, оболочка цветка непременно диссонирует, а самый цветок при том, быстро увядает. Вот и греют цветочные лавки лишь свечами, а те, что побогаче, проводят водяное отопление, но уж непременно так, чтоб никаких воздействий и близко не было. Оттого-то, и цветы так дороги к зиме выходят. Потому и мой сад, также отапливаемый, выращенный без всех этих модностей естествознания, считается одним из лучших в Европе.

— Вот так новости. — Покачал я головой, но тут же усмехнулся. — А скажите, только честно, Заряна Святославна, ведь заговариваете все же цветочки-то? По-старому, а?

— О чем вы? — Сделала непроницаемое лицо Смольянина, но тут же рассмеялась. — Догадались-таки, Виталий Родионович? Ну да, увиливать не стану. Разумеется, я им помогаю, чем могу. Но вы уж, будьте любезны, молчите о том.

— Ну что вы, Заряна Святославна. Я буду нем как рыба… Если вы поделитесь со мной толикой той красоты из ваших цветников, что славится на всю Европу. — С самым серьезным видом кивнул я.

— А вам палец в рот не клади, ваше благородие! — Со смешком констатировала хозяйка, поднимаясь с кресла. — Ну что ж. Договорились. Идемте выбирать ваш откуп?

— С превеликим удовольствием. — Ответил я, поднимаясь следом.

Всю дорогу до обширных теплиц, и даже во время похода по ним, мне приходилось осторожно отбиваться от попыток Смольяниной разузнать, кому же предназначен будущий букет. Правда, в зимнем саду отделаться от допроса оказалось куда как проще. Я был искренне восхищен окружившим меня буйством красок, и очарован странным сочетанием радующих летней зеленью, ароматами и яркими цветами, теплиц, со скупо подсвеченным небольшими светильниками, хмурым ноябрьским садом, ощетинившимся голыми ветвями облетевших деревьев, что виднелся за огромными стеклами. А хозяйка была настолько довольна произведенным эффектом, что почти прекратила донимать меня расспросами.

После долгих и мучительных выборов, я, наконец, остановился на изящных розах нежно-персикового цвета.

— М-да. Пожалуй, в следующем году нужно будет посадить еще пару таких кустов. — Заключила Смольянина. — Вряд ли я, конечно, буду ими торговать, но судя по тому спросу, которым пользуются именно эти цветы, в противном случае, я рискую остаться и вовсе ни с чем.

— А что? Кому-то они уже приглянулись? — Поинтересовался я, наблюдая, как Заряна Святославна аккуратно срезает для меня бутоны.

— Вы, Виталий Родионович, уже второй человек, кто на этой седмице просит у меня эти розы.

— Так может стоит подумать о торговле всерьез? — Спросил я.

— Знаете, ваше благородие… День, когда я начну торговать цветами из этого сада, станет последним в моей жизни. — Неожиданно резко ответила Смольянина. — Деньги, милейший мой Виталий Родионович, еще не все. Их можно заработать, найти, украсть, отнять в конце-концов… А вот эти цветы, это… это сама жизнь, понимаете? Такая же маленькая, хрупкая и бессмысленная, но при этом невообразимо красивая. И я еще не пала так низко, чтобы торговать ею направо и налево.