— Здравствуйте, господин Береговой, — ни с того ни с сего церемонно поздоровалась Митрофанова. — Извините нас за вторжение. Мы ненадолго. Мы на самом деле пытались предупредить вас о нашем приезде, но…

— Вы трубу не брали! — прокричала Покровская. — Катюнь, не скули, я ему уже все объяснила! И что за китайские церемонии?! Вы же почти родные! Ты его почти уволила, а он тебя почти побил!

— Никого я не бил!

— Я так и сказала! Это две большие разницы, побил и почти побил! Улавливаете нюанс?..

— Маня, угомонись, — сквозь зубы процедила Митрофанова, и Береговой вдруг с удивлением обнаружил, что она покраснела — из-за высокого ворота черного свитера поднялась краска и залила щеки и уши.

Уши были изящные, и в каждом почему-то по три серьги. Не по одной, как положено, а именно по три. Всего шесть. Странное дело!.. Она же не панк и не байкер!..

Береговой некоторое время рассматривал ее уши. Вдруг спохватился, смутился — ей-богу! — отвернулся и наткнулся взглядом на Шан-Гирея, который, похоже, чего-то выжидал.

— Я собирался приехать один, — помолчав, сказал Алекс. — Но мне не удалось.

— Еще бы! — фыркнула Покровская. — Ну, гости дорогие, проходите!.. Чего вы в коридоре толпитесь?.. — Она неожиданно взяла Шан-Гирея за руку и потащила за собой. — Пойдем, я тебе покажу, какой у него комп! Это не комп, а просто праздник какой-то!..

— Наша Маня, — объяснила Митрофанова вслед писательнице, утащившей нового зама в комнату, — фанат современных технологий. Компьютеры ее страсть. Она их обожает.

— Компьютеры обожает? — не понял Береговой, всю жизнь работавший именно с ними. — Покровская обожает компьютеры?!

— Ну, не только компьютеры. Еще бриллианты, собак, туфли на шпильках и…

— Она любила пирог с яблоками, статных мужчин и имя Роланд! — во все горло объявила из комнаты Покровская. — Можно мне мандарин?.. От вас не убудет, тут целая сетка!

— Маня, не шуми, — негромко попросил Шан-Гирей.

— А что такое? Где-то здесь спит младенец? Владимир, у вас есть поблизости спящий младенец? И можно мне мандарин?..

— Тебе почистить? — спросил зам.

— Я сама почищу.

Когда совершенно сбитый с толку Береговой суетливо протрусил в свою собственную комнату, показавшуюся ему с непривычки заполненной людьми, он увидел, что они оба — и писательница, и новый зам — таращатся на его монитор. Зам отщипывает дольки мандарина и подает ей по одной, а она смешно жует, и на всю комнату пахнет Новым годом.

— А что это у вас там? Признательные показания? — как ни в чем не бывало спросила Покровская, кивнув на монитор, и взяла следующую дольку.

Береговой подскочил и свернул окно, в котором болтался текст, над которым он бился так долго.

— Собственно, об этом я и хотел поговорить, — начал Шан-Гирей и подал писательнице еще одну дольку — она заглядывала ему в руку, как щенок, который ждет угощения. — Я знаю, что вечером в тот день, когда Екатерина Петровна вас уволила, вы приезжали к ее дому. Зачем?..

Береговой с размаху сел на стул.

— Отпираться бесполезно, — прожевав, сказала Покровская. — Алекс вас раскусил.

— Мне не понадобилось никого раскусывать, Маня! — Шан-Гирей казался недовольным.

— Угомонись, — попросила ее и Митрофанова.

— Ни за что!

— Я вас видел, — продолжал Шан-Гирей. — У подъезда. Вы сидели в машине и разговаривали по телефону. Впрочем, — тут же поправился он, — это не совсем верно. Вы держали телефон в руке, вот так будет точнее. Я вижу не очень хорошо и вас узнал не сразу. Потом Маня рассказала, что какой-то полоумный водитель загнал ее в сугроб, у нее туфли были совершенно мокрые, и я вспомнил, что видел вашу машину.

— Ну, был я там, — с вызовом сказал Береговой. — И что?!

— Зачем вы приезжали?..

— Я… ни за чем.

— Чтобы убить меня? — спросила Митрофанова скучным голосом. — Это же вы меня душили, да?..

Береговой понял, что дело его плохо.

Они все-таки решили назначить козлом отпущения именно его!.. Оправдываться, переубеждать, объяснять — бесполезно. Все уже решено. В каких-то своих, непонятных целях они затеяли эту аферу, а он даже смысла ее не понимает!.. Где уж… оправдаться!

— Он вас не душил, — вдруг сказал Шан-Гирей. — Не выдумывайте, Екатерина Петровна. Вы же, насколько я знаю, не видели человека, который на вас напал.

— Не видела. Но никому, кроме него, — и она подбородком показала на Берегового, — это не пришло бы в голову! А он орал на все издательство, что я… я… стерва и сука и он со мной поквитается!..

— Я не орал! То есть орал, но не душил, черт побери! Я правда хотел вам… в морду дать, и я был возле вашего дома, чтоб он провалился, но даже из машины не выходил!..

— Вы хотели отомстить мне за то, что я вас уволила, а уволила я вас за дело! И вы прекрасно это знаете!

— Если бы за дело, вас никогда не заставили бы взять меня обратно, да еще с извинениями! А вас заставили!

— Это все фантазии Анны Иосифовны, а я бы ни за что на свете!..

— Объявляется перерыв.

Они оба, и Береговой, и Митрофанова, уставились на Алекса, как два разъяренных кота, которых схватили за шкирки и растащили в самый ответственный момент, когда злобное, угрожающее шипение уже вот-вот должно перерасти в хорошую, честную драку!

— Собственно, то, что вы были возле дома Екатерины Петровны, можно считать установленным фактом, — как ни в чем не бывало продолжал Алекс. — То, что вы ее не душили, тоже совершенно очевидно.

— А кто тогда меня душил?! — возмутилась Митрофанова.

— Я пока не знаю. Догадываюсь, конечно, но еще не уверен до конца. И это не господин Береговой. Вряд ли после нападения на вас он стал бы кататься возле вашего дома на машине! Это не просто глупость, а какая-то совершенно… чудовищная глупость! А он катался и даже загнал Маню в снег. Но и после этого не уехал, а зачем-то остался возле подъезда, где его увидел я. После попытки убийства преступник, как правило, скрывается, а не старается лезть всем на глаза вблизи места происшествия. Кроме того, он непрерывно вам звонил, Екатерина Петровна. Я насчитал в вашем телефоне одиннадцать вызовов именно от господина Берегового. Они были сделаны в течение часа.

— В каком еще телефоне?!

— В мобильном. Конечно, я первым делом посмотрел ваш телефон!

— Мой телефон?!

— Кать, ну ты чего? — встряла Маня. — Совсем не врубаешься?.. Он приехал, помнишь, когда мы с Сашкой возле тебя метались, навел тебе какой-то бурды с медом и виски, в прихожей по полу ползал и в сумке твоей копался! Ты, конечно, этого ничего не видела, тебе плохо было, но я-то все отражала!