– Слушаю, – сказал он.

– Это Джафар, – послышалось в трубке. – Мы задержали русского в военной форме.

– Так шлепните его, – недовольно сказал Судья. – Джафар, дорогой, что с тобой? Я же просил не отвлекать меня по пустякам.

– Но он знает пароль, – сказал Джафар. – Говорит, что приехал из самой Москвы.

– Джафар, – ласково сказал Судья, – ты знаешь, я люблю тебя, как родного сына, но иногда ты меня просто удивляешь. В тот день, когда моя жена родит мне такого дурака, как ты, я решу, что Аллах отвернулся от меня. Если он знает пароль, зачем ты звонишь? Вези его сюда, и мы посмотрим, тот ли он, за кого себя выдает. Если это подсадной, я разрешу тебе перерезать ему глотку. Не понимаю, дорогой, в чем проблема?

Не дожидаясь ответа, он отключил телефон и передал трубку все еще стоявшей рядом жене. Та бесшумно исчезла и вскоре вернулась с третьей чашкой кофе.

– Слушай, что делаешь, а? – спросил у нее Судья. – Убить меня хочешь? И так глаза на лоб лезут… Ладно, давай. Хороший кофе, как хорошая женщина, никогда не надоедает. Ты хорошая женщина, а?

Жена покраснела, вызвав у Судьи взрыв довольного смеха, и снова исчезла. Она была еще слишком молода, чтобы быть по-настоящему хорошей женщиной в понимании Судьи, но у нее были необходимые задатки. Беда состояла в том, что рано или поздно все женщины становились слишком старыми, безвкусными, как кофе, слишком долго простоявший в открытой банке. Впрочем, дети продолжали рождаться, и, по статистике, половину из них составляли девочки, так что и в этом плане печалиться было не о чем.

Продолжая посмеиваться, Судья поднял каракулевый воротник своего большого, просторного черного пальто, поглубже надвинул папаху, чтобы не мерзли уши, и поднес к губам чашку. Туман понемногу рассеивался, неохотно поднимаясь вверх. Строго говоря, это был не туман как таковой, а облако, опустившееся чересчур низко, – наверное, потому, что там, наверху, все уже было занято. Глядя, как из тумана, который на самом деле был облаком, мало-помалу проступают очертания ближних склонов, Судья подумал, что жить на самом верху очень хорошо. Важно только знать, где он, тот верх, на котором будет хорошо только тебе и никому другому. Масхадов тоже вскарабкался наверх, но вот вопрос: уютно ли ему там? Судья полагал, что не очень,) и в который уже раз порадовался тому, что может при желании проспать до полудня, а потом еще долго бездумно стоять на террасе, чашку за чашкой потягивая отличный турецкий кофе и не торопясь, с удовольствием покуривая отличные американские сигареты. Пусть политикой занимаются те, кто не способен заработать на жизнь своим трудом. А потом, когда они доберутся до самого верха, их можно будет купить. В деньгах недостатка не предвидится, поскольку станок – ха-ха! – работает днем и ночью.

Он уже собрался вернуться в тепло и уют своего просторного, как и пальто с каракулевым воротником, выстроенного на века и богато обставленного дома, когда внизу, вынырнув из-за угла, появилась незнакомая пятидверная “нива” модного цвета “мурена” с противоударной дугой на бампере и с дополнительными противотуманными фарами. Глубокий синевато-зеленый цвет лишь кое-где проглядывал сквозь слой дорожной грязи, стекла были забрызганы до полной потери прозрачности, лишь спереди виднелись два протертых неутомимыми “дворниками” окошечка, через которые сидевшие в машине люди могли смотреть на дорогу.

Судья шевельнул бровями. Машина была хорошая. Ездить по здешним дорогам на хорошей машине мог отважиться далеко не каждый, и только по-настоящему смелый человек, готовый не только к тому, чтобы выпячивать колесом накачанную грудь и выдвигать вперед нижнюю челюсть, но и к тому, чтобы драться и стрелять в каждого, кто попытается к нему приблизиться, мог добраться на таком автомобиле до цели, миновав бесчисленных Ахметов, Мамедов и Джафаров, засевших в придорожных кустах с автоматами наперевес. Человек, прорвавшийся почти через всю Чечню на машине с московскими номерами, которая выглядела как приглашение к ограблению, был достоин всяческого уважения, и Судья подумал, что не хотел бы иметь такого врага.

Машина остановилась перед железными воротами его особняка и коротко просигналила.

– Аяз, дорогой, пропусти! – крикнул Судья, перегнувшись через перила.

Аяз, как всегда, возник словно бы ниоткуда – во всяком случае, совсем не оттуда, где его ожидал увидеть Судья. Несмотря на полученное приказание, он держался настороженно и не опустил направленный на машину автомат даже тогда, когда ее дверца распахнулась и на дорогу выбрался Джафар.

Судья закурил еще одну сигарету и стал наблюдать, как московский гость в сопровождении Джафара поднимается по живописной, выложенной диким камнем дорожке, которая уступами вела от ворот к высокому крыльцу особняка. Гость был одет в полевую форму офицера российской армии, и Судья, который никогда не жаловался на зрение, без труда разглядел майорские звезды на его мятых погонах и хлопающий клапан пустой кожаной кобуры. Это был конечно же маскарад, но вид офицерской формы пробудил в Судье условные рефлексы, и у него на несколько секунд испортилось настроение.

Джафар, смуглый красавец с окладистой черной бородой, который мог бы служить моделью для рекламного плаката, призывающего записываться в ряды воинов ислама, расправив широкие плечи, подошел к Судье и молча положил перед ним на широкие перила содержимое карманов гостя – пистолет “Макаров”, две запасные обоймы, какие-то ключи, бумажник, сотовый телефон и военный билет в твердой темно-синей обложке. Сверху лег швейцарский армейский нож со множеством лезвий. Судья заметил, что красавец Джафар положил нож с явной неохотой и немного в стороне от всего остального, и снова лучезарно улыбнулся. Заметив эту улыбку, Джафар слегка вздрогнул и поспешно отступил в сторону.

– Здравствуй, дорогой, – сказал Судья, делая шаг навстречу гостю, который стоял на верхней ступеньке лестницы с безразличным выражением лица. То обстоятельство, что позади него стоял Аяз, упираясь ему в спину стволом автомата, казалось, ничуть не смущало гостя. – Джафар сказал, что ты назвал ему пароль.

– Повторить? – с плохо скрытой насмешкой поинтересовался гость.

– Зачем повторять? – удивился Судья. – Лучше скажи, ты мне что-нибудь привез?

– Привез, – сказал человек в майорских погонах, – но твой Джафар решил, что я привез это ему.

Судья молча перевел взгляд на Джафара. Он продолжал улыбаться, но Джафар на глазах съежился и даже потемнел, словно улыбка Судьи была радиоактивной. Отступив еще на шаг, он принялся лихорадочно рыться в карманах, все время поддавая локтем норовивший сползти со спины на грудь автомат. Судья терпеливо ждал, и только его улыбка с каждой секундой становилась все шире и радостней, пока не начала походить на плотоядную ухмылку белой акулы. Человек в майорских погонах смотрел на возню Джафара со скучающим выражением лица, словно тот был не человеком, а приземлившейся на перила террасы мухой.

Наконец Джафар, который к этому времени уже успел изрядно вспотеть, выудил из глубокого кармана бриджей мятую стодолларовую купюру с оторванным уголком и торопливо протянул ее Судье. Судья расправил купюру, повертел ее перед глазами, разглядывая на свет, и даже поскреб ногтем.