Вдруг Вероника почувствовала горячее прикосновение к шее… Это что, губы? Петя ее поцеловал?!

Денис звонил в квартиру, прислушивался, снова звонил, не забыл тронуть ручку двери. Лаймы нет дома. Да сегодня же воскресенье! На улице он позвонил Алексею:

– Ты где сейчас?

Сквозь рев мотора Денис расслышал с трудом:

– В город въехал. Что Лайма?

– Вероятно, она в клубе, у нее выступление.

– Надо знать наверняка. Поезжай туда, я подъеду.

Засовывая трубку в карман куртки, Денис в сердцах сплюнул:

– Вот упрямый! Лишил меня жизни на весь вечер!

В это же время Лайма с Мироном бежали вдоль проезжей части, она опаздывала, а до подземного перехода метров триста, потом назад бежать, к тому же на каблуках. Мирон остановился, схватив ее за руку:

– Давай напрямую. Лезь через ограждение, я помогу.

Делать нечего, Лайма подняла повыше узкую юбку, забросила ногу через железные трубки, отделяющие тротуар от проезжей части, опираясь на Мирона, спрыгнула на асфальт, замерла, прижавшись к ограждению. Машины, машины – туда-сюда, здесь не перейти. Мирон немного замешкался, поправляя сумку, она обернулась, хотела сказать, что надо через подземный переход…

– Лайма… – Мирон взял ее за плечи, резко притянул, поцеловал в губы, так же резко отстранил. – Лайма, я любил тебя, как умел. Прости.

И оттолкнул от себя с силой, на какую был способен.

Ее руки взметнулись вверх, словно при их помощи она намеревалась взлететь ввысь. И она полетела, только спиной назад, широко раскрыв свои огромные глаза… Услышала ли она Мирона?

– Ты не сможешь! Тебя расколют!

Этого никто не узнает.

Внезапное торможение… Удар… Еще удар железа о железо… Снова панический, словно машины имели разум и не хотели наезжать на человека, визг колес, сдирающих с проезжей дороги верхний слой… Столпотворение.

Мирон увидел и запомнил, как, падая под колеса, Лайма на лету повернула голову и глянула вниз, словно проверяя, мягко ли приземлится. Он не видел, что секундой спустя там творилось, потому что бросился бежать, но слышал. Он все слышал и бежал, бежал со всех ног, налетая на прохожих, чтоб не слышать. Вопли, крики, стоны… Хаос из боли и воплей…

Буквально через пять минут приехал на мотоцикле Сеньков, этот транспорт не торчит в пробках, ему лишь бы найти лазейку среди навороченных иномарок. Он приехал раньше Дениса, увидел дорожный коллапс, естественно, подошел поближе. А через секунду схватился за голову: среди побитых машин валялось изувеченное тело Лаймы. В свете фар изгибы ее тела высвечивались частями, будто их прикрыл туман, а кровь смотрелась черными пятнами, пятен было много, но казалось, это вовсе не кровь.

Когда приехал Денис, Алексей курил, сидя на заграждении, и только кивком головы указал на дорогу. Этой смерти не должно было случиться.

– Ну, вон тот… – с сомнением указала пальцем Клавдия. – В костюме стального цвета. Посмотрите ближе, если есть родинка на щеке…

– У него есть, – сказал Джулай. – Но не родинка, а родимое пятно. На скуле.

– На скуле? Возможно… Она должна быть здесь.

Палец Клавдии, затянутый в лайку, дотронулся до своей…

– То место, куда вы поставили палец, – теряя терпение, проворчал Джулай, – называется скулой.

– А я всегда считала щекой, – пожала она плечами. – Но упыря в зале нет.

Джулай на всякий случай уточнил еще разок:

– Вы уверены, что тот мужчина, с пятном на скуле, был у вас дома?

– Да. Это был он. Почему-то сразу не бросился в глаза. Неприметный.

– М-да, это серьезно. Спасибо, вас отвезут домой.

– Не стоит, я на машине.

Джулай отправился в зал, где Петя, обняв улыбающуюся Веронику за плечи, стоял в одном кружке с Ульмером, последний рассыпался в комплиментах:

– Да нет, Вероника, вы скромничаете, а я говорю только правду, одну правду, как в зале суда. Поверьте, будь иначе, я бы промолчал. Петя, подтверди.

– Что именно подтвердить? Что ты женат четвертый раз? Что у тебя шестеро детей, разбросанных по всей Руси великой? Что ты бабник?

– Ну, зачем, зачем ты так… пошло интерпретируешь мой образ! – изобразил шутливое страдание Ульмер. – В кои-то веки встретишь девушку с человеческим лицом, а не ходячую рекламу косметики, как на тебя досье выдают. Не верьте, Вероника, он лжет. Потому что я толк в женщинах знаю, а он нет. Это зависть. Если б вы посмотрели, кого он выбирает… Кто на него вешается! Потом наш Петя страдает. Я впервые одобряю его выбор…

Петя буквально передвинул Веронику к Джулаю, взял Ульмера под руку и отошел с ним.

– Куда ты меня тащишь? – сопротивлялся Ульмер. – Ага, ревнуешь!

– Конечно. Это моя девушка, а ты лезешь к ней с погаными словами.

– Я поганых слов не употребляю из принципа. – Ульмер поменял шутовской тон на серьезный. – Когда все перестанут ругаться матом, я начну вворачивать отдельные словечки, это будет неким шармом, а сейчас… Девушка правда хороша, словно из старинной жизни. Очи сияют и чистые, лицо не обезображено современным себялюбием. Где ты ее откопал?

– Места знаю. Слушай, Ульмер, тачка темно-синяя с номером 199 твоя?

– Моя. Я пока на старой езжу, ну, ты знаешь: старый конь, привычное седло.

– А кто катается на новой?

– Племянник жены обкатывает.

– А с ним кто?

– Да откуда я знаю! Друзья, наверное, а что?

– Скорость превышает племянник. В меня чуть не врезался.

– Вот гаденыш! Я ж предупреждал его… Спасибо, надеру уши.

– Хочу поговорить с ним, можно? Завтра пускай приедет в офис.

– Приедет, никуда не денется.

В то же время Джулай, вернувшись с Вероникой за стол, озабоченно поинтересовался, как она себя здесь чувствует, в общем, проявил дежурную вежливость. Чем больше Вероника узнавала обоих, тем меньше ей нравился лощеный Джулай, тем больше симпатизировала Пете, а вначале было наоборот. Что она могла ответить? Отделалась дежурным словом «нормально». И вдруг он брякнул:

– Ульмер болтун, не очень-то ведись на его похвалы, а Петя мужик серьезный.

– Я это заметила.

– Но он очень сложный, с ним трудно женщинам.

– Ты никак нас сводишь? – вздернула брови Вероника.

– Предостерегаю. Я вижу, как он на тебя смотрит, этот его взгляд мне знаком. Но Петя не любит игр, никаких, так что делай выводы.

– По-моему, у него жена есть.

– Это по-твоему.