— Gata, — грудным голосом произнес Рено. — Податливая и грациозная… Разденься для меня. Желай меня так, как желаю тебя я…

Неверными движениями пальцев Ева расстегнула лифчик. Но и полностью расстегнутый, он не хотел расставаться с налитыми девичьими грудями. Шершавая материя цеплялась за твердые горошинки сосков.

Кое-как Еве удалось стащить его. Рено стал осыпать поцелуями обнажившуюся грудь, горло, губы, время от времени покусывая ароматную кожу. Он слегка отодвинулся от Евы, когда давал ей возможность снять лифчик, однако не выпустил из объятий.

Лифчик лежал рядом с матрасем, освещаемый мерцающим светом звезд.

— Продолжай, — шепнул Рено. — Сегодня я хочу, чтобы ты была совершенно нагая.

Дрожащими пальцами Ева расстегнула панталоны и медленно спустила их вниз по ногам, оказавшись, как о том просил Рено, совершенно нагой. Ее кожа светилась, словно белые лепестки ночного цветка.

— Да, вот так, — шептал Рено, любуясь ее наготой. — Как ты красива! Тебе бы всегда ходить в том виде, в каком сотворил тебя господь.

Он опустил спину Евы на теплые одеяла и усами пощекотал ее груди. Она затрепетала от удовольствия, почувствовав новый прилив теплой волны. Когда Рено стал языком ласкать тугие соски, она задвигалась и напряглась, стремясь к более интенсивной ласке.

Рено подарил Еве все, о чем она просила. Его рот ласкал и одновременно.

Рука Рено мгновенно покинула пушистый холмик, ибо его мучало и преследовало воспоминание о крови. Он сжал зубы, стремясь укротить желание и запрещая себе думать об этом.

— Прости, — сказал Рено, садясь рядом. — Я не хотел причинить тебе боль.

— Ты и не причинил.

— Ты вскрикнула.

Ева дотронулась дрожащим пальцем до его груди.

— Разве? — спросила она хрипло.

— Да. Я сделал тебе больно?

— Больно? — она передернула плечами, словно ей было холодно. — Нет.

Ева гладила волосы на груди Рено, испытывая от этого явное удовольствие.

— Ложись рядом, — прошептала она. — Когда ты сидишь, у меня кружится голова. Особенно если ты трогаешь меня там… Если я вскрикнула, то лишь потому, что от твоего прикосновения мир куда-то уплыл…

Рено зажмурился, почувствовав неодолимое желание, переходящее в острую боль.

— Ты уверена?

Говоря это, он стал играть завитками волос, охранявших вход в девичье лоно. Его прерывистое дыхание, движение руки, ласкающей чудесный цветок, и трепет Евы слились в едином ритме.

— Сладкая девочка… Говори, прошу тебя… Тебе не больно?

— Нет… У меня здесь ноет… но это не то… — Она замолчала. — Это другое…

— Что же?

— Я… — она прерывисто вздохнула. — Я не могу… не знаю… как сказать…

— Ты стесняешься? — мягко спросил Рено.

Она кивнула.

— Попробуй рассказать, — увещевал ее Рено. — Я хочу знать, не делаю ли я тебе больно.

— Как ты можешь? — пробормотала она. — Ты вообще ничего не делаешь.

Рено негромко рассмеялся, и Ева ощутила тепло его дыхания, когда он наклонился к ее груди. Он поцеловал упругие соски, отчего те напряглись еще сильнее.

Ударила чувственная молния и пронзила тело насквозь. Она испытала прилив желания, который походил на приступ ноющей боли.

— Я испытываю боль, но не оттого, что ты что-то сделал, — сказала Ева, подавляя стон. — Я испытываю боль оттого, что ты кое-что не сделал.

— Ты уверена?

— Да!

Рено все еще колебался, вспоминая алые следы крови. Его ужасало, что девственницу он взял грубо и быстро, небрежно разорвав бесценную преграду.

Рено стал осторожно ласкать Еву, гладя темное облачко волос внизу живота, которое казалось черным при свете звезд. Рено услышал перебои в ее дыхании, затем остановку и наконец прерывистый вдох, когда его пальцы спустились с шелковистого облачка и отыскали упругие, теплые лепестки.

— Тебе приятно? — спросил он.

Она лишь благодарно застонала в ответ.

Рено ласкал внутреннюю поверхность девичьих бедер. Ева податливо раздвинула ноги, словно приглашая Рено к еще более интимной ласке. Когда Рено провел пальцами по горячей влажной расселине, он ощутил трепет готовности и благодарную отзывчивость лепестков. Возбуждение Рено возросло до такого состояния, в котором неведомым образом переплетались боль и наслаждение.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, Рено расстегнул брюки. Когда он понял, что подошел к опасной черте, он отодвинулся и мгновенно вскочил на ноги.

Он стоял, сжав кулаки, тяжело и часто дыша, словно после долгого бега. Он смотрел сверху на лежащую у его ног девушку, которая следила за ним темными в ночной полутьме глазами. При виде того, как вздымались и опадали ее обнаженные груди, ему захотелось сбросить остатки одежды и припасть к ним.

Желание было сейчас даже более мучительным, чем тогда, когда он взял ее первый раз. Это пугало его. Он не должен был так зависеть от женщины. Однажды он дал себе в этом клятву.

— Рено? — прошептала Ева.

— Я боюсь причинить тебе боль, — сказал он. — Но я чертовски хочу тебя.

Она призывно протянула к нему руки.

— Ева… проклятье, ты не понимаешь, что ты делаешь?

Тем не менее руки Рено сбросили остатки одежды, хотя разум говорил ему, что нужно оставить Еву в покое до того времени, когда он немного подостынет, иначе его желание отдаст его ей во власть.

Сквозь полуопущенные веки Ева наблюдала за тем, как Рено раздевался. Его тело дышало жаром. Мощные мышцы перекатывались и играли под кожей при малейшем движении. Он швырнул свои трусы рядом с ее лифчиком, и свидетельство его возбуждения предстало во всей своей мощи.

— Теперь-то ты испугалась? — спросил Рено нарочито грубым голосом.

Ева покачала головой.

— А должна бы, — сказал он. — Я никогда еще не желал женщину с такой силой.

Вместо ответа Ева пошевелилась. Ее округлые бедра призывно поднялись навстречу.

Рено медленно опустился на колени между девичьих ног.

— Ты не знаешь… — начал было он, но не смог продолжить.

— А ты научи меня, — прошептала она.

Пробормотав слово, которое было одновременно проклятьем и молитвой, Рено протянул руки к Еве. Он стал ласкать ладонями внутреннюю поверхность ее ног от щиколоток и до верха атласных бедер, наслаждаясь гладкостью и упругостью кожи и все более раздвигая девичьи ноги. Он не мог остановиться, продолжая снова и снова оглаживать открывшуюся перед ним обольстительную красоту.

Ева казалась мягче шелка, она пылала и трепетала при каждом его прикосновении. Рено осторожно погрузил палец между влажных упругих лепестков. Щедрый ароматный дождь оросил его, когда он скользнул в тесную глубину.