– А что, если их было две? – вставил Шура.

– Две быть не могло…

– Могло. Наставив оружие, она заставила Мерцалова остановиться там, где поджидала их сообщница. Хотя… – Наполеонов сам усомнился в своей версии.

– Меня напрягает выражение отвращения и ужаса на лице погибшего.

– А что там должно было быть? Удовольствие? – недовольно проворчал Наполеонов.

– Нет, конечно, и тем не менее!

– Он мог испугаться оружия и выпрыгнуть.

– Не знаю. И все-таки не с таким выражением лица.

– Да что ты привязалась к этому выражению?! – вспылил Шура.

– Помните, дед говорил, что за пазухой у типа, спешащего на стоянку, что-то шевелилось.

– Ты хочешь сказать, что Мерцалов испугался котенка или кутенка?! – снова фыркнул Наполеонов.

– Возможно, у него была на шерсть животных аллергия? – осторожно предположил Морис.

– Может, – нехотя согласился Шура, – завтра узнаю.

Мирослава покачала головой.

– Что, не было аллергии? – сердито спросил Наполеонов.

– Думаю, что нет, – отозвалась Волгина и потянулась к сотовому. Через несколько секунд она с кем-то поздоровалась, а потом спросила:

– Извините Вероника, что тревожу вас. Вы не знаете, у Анатолия не было аллергии на шерсть животных? – Получив ответ, она секунды две помолчала, потом уточнила: – Вы уверены? Спасибо.

– Ты Хованской звонила?

Мирослава кивнула.

– Лучше спросить у родителей, – сказал Шура.

– Спроси завтра у отца. Антонину Ивановну не надо лишний раз тревожить.

– Ладно, – вздохнул Шура, – я сам не понимаю, что ли.

– Ну, ладно, утро вечера мудренее, как говорит народная мудрость. – Мирослава покосилась на Мориса, но тот сделал вид, что к нему это не относится.

Однако о деле они больше не говорили. Шура ближе к ночи засобирался домой.

– Чего это ты надумал на ночь глядя? – спросила Мирослава.

– Не могу же я совсем носа домой не казать. Так родная мать забудет, как выглядит ее сын.

– Она у тебя золотая, – сказала Мирослава, – просто сокровище.

– Сам знаю, – проговорил Шура, направляясь к выходу.

Рано утром Мирослава стала собираться в дорогу.

– Можно я с вами поеду? – спросил Морис.

– Если хочешь. – Она повернула голову и посмотрела на него.

– Хочу. На какой машине поедем?

– На «Волге».

– Поведете вы?

– Да.

Когда они садились в машину, Дон сидел на крыльце и тихо постукивал хвостом. Жаль, что он не умел говорить по-человечески, иначе хозяева узнали бы много нового…

Тимофея Ивановича они нашли на скамейке возле дома. Дед был занят тем, что плел из гибких прутьев корзину.

– К тихой охоте готовитесь? – спросила Мирослава поздоровавшись.

– Нет, это не себе, соседка баба Дуня попросила. У самих-то у нас всяких корзин полно.

– Баба Дуня, – встрял внук Ивановича, – дед, какая она тебе баба, если она тебя на десять лет моложе?

– Ну не мужик же она, – рассудительно ответил дед.

Внук рассмеялся и скрылся в доме.

– Вот так и учат деда, – пожаловался он Мирославе и Морису, – молоко на губах не обсохло, а туда же, указывать норовят.

– Тимофей Иванович, а мы к вам по делу приехали, – сказала Мирослава.

– Знамо, что по делу, так-то навестить старика молодым некогда.

Волгина пропустила его ворчание мимо ушей, а Морис хранил молчание. Из-за чего дед покосился на него и подумал: «Уж не немой ли? Хотя вроде нет, „здравствуйте“ же сказал…»

– Вы рассказывали мне и полиции о человеке, с которым столкнулись недалеко от стоянки.

– Помню, говорил.

– Вот посмотрите. – Мирослава достала фотографию.

– Так это же девки, – пробурчал дед и вдруг замер, – ну-ка погодите-ка.

Мирослава отдала фото в руки деда.

– Так вот же оно! – Дед ткнул пальцем в изображение Тамары.

– Вы, Тимофей Иванович, говорили, что тот некто был бесполым…

– Ну…

– А у этой девушки большая грудь.

– Титек не было… Не мог я этого не заметить!

– И что же?

– Она это! Ей-богу она! Чтоб мне с места не сойти! – горячился дед.

– Спасибо вам, Тимофей Иванович, – сказала Мирослава, – вы нам очень помогли.

– Но только я и сам понять ничего не могу.

– Как-нибудь разберемся.

Морис сходил к машине и вернулся с сумкой.

– Это вам, – обратился он к старику.

– Что это? – засуетился дед.

– Так, небольшие гостинцы.

– Оно, конечно, спасибо. Но избалуете ведь старика. А в избу зайдете? Хоть чаю попить?

– Чаю в другой раз, – Мирослава тихонько дотронулась до руки деда, – а вот водички попить не откажемся.

– Так я сейчас принесу, у меня родниковая, холодная, сладкая.

Дед скрылся в доме и вскоре появился с двумя кружками, всклень наполненными ледяной водой.

Мирослава отпила глоточек.

– Ой, зубы ломит.

– Так только внук принес. Пейте потихоньку, она полезная.

Морис тоже сделал маленький глоток. Вода была и вправду холодной, но удивительно вкусной.

– У нас есть пустая фляга? – спросила Мирослава Миндаугаса.

Он кивнул.

– Неси!

– Вы не возражаете, Тимофей Иванович, что мы с собой вашу воду увезем?

– Какой там! – взмахнул тот руками. – Если хотите, я вам ведро дам.

– Нет, ведро не надо, – рассмеялась Мирослава. – Мы эту будем смаковать по глоточку.

Когда машина детективов скрылась из вида, дед Тимофей заглянул в привезенную ими сумку и тихо ахнул. Чего там только не было. Баночку черной икры он решил припрятать до Нового года. А разглядывая баночку щучьей икры, заулыбался – этой он и сам бы им дал и не за деньги 50 грамм, а полкило за просто так. Они с внуком любили ходить на ночную рыбалку, и щуки были их нередкой добычей. Икру дед солил сам. И сейчас в холодильнике у них стояли две литровые банки.

– Эх, – стукнул он себя по лбу, – не сообразил я им дать с собой. То-то бы обрадовались. А теперь, когда приедут…

Мирослава же с Морисом пребывали в недоумении из-за фотографии. Теперь они знали, что дед в тот роковой день видел именно Тамару, одну из близких подруг погибшей Саши. И в то же время ее внешность слишком женственная для того, чтобы ее назвать Оно.