В комнату возвращается хозяйка с дочкой. Она укладывает Лену на диване, выключает в комнате свет и ведет гостя в кухню.

Кухня совсем крошечная. В ней едва умещается газовая плита, подвесной посудный шкафчик, холодильник, столик, две табуретки и… Галич с хозяйкой. Они пьют чай и ведут неторопливый разговор. Как-то незаметно для себя Галич начинает чувствовать себя раскованнее, слова и мысли стали появляться как бы сами собой. Ему кажется, что он когда-то уже был здесь. И даже не раз. Пил вот так чай, разговаривал. Ему вдруг захотелось остаться здесь. Он смотрит на Марьяну Романовну и чувствует, как его все сильнее влечет к ней. Желание обнять и поцеловать эту женщину настолько сильное, что ему становится боязно. Не за свой поступок, а за то непреодолимое влечение, которое так неожиданно захватило его. Не пускаясь в длинные объяснения, он быстро встает, благодарит за чай и направляется к двери.

Уже на пороге Марьяна Романовна протягивает ему руку, приподнимается на цыпочках, и Галич чувствует ее горячее дыхание у самого уха.

– Спасибо за вечер! – произносит она торопливо и мягко, касаясь губами его щеки.

20

Догорела на востоке заря, и город погружается в теплую, благоухающую запахами цветов ночь. Небо покрыто россыпями мерцающих звезд. Улицы, залитые электрическим светом, по-прежнему многолюдны.

Проходя мимо горотдела, Галич видит, что в окне кабинета его начальника горит свет. Капитан заходит в телефонную будку, набирает хорошо знакомый номер и слышит в трубке хрипловатое: «Слушаю!».

– Евгений Яковлевич, простите, если помешал. Проходил вот мимо и увидел в вашем окне свет…

– … и захотел зайти покалякать! – подхватывает Горейко. Похоже, звонок Галича обрадовал его. – Заходи! Побалуемся чайком, и заодно расскажешь, как прошло свидание.

С тех пор как в конце прошлого года умерла жена Горейко, Алина Михайловна, и Евгений Яковлевич остался один – детей у них не было, – он все чаще засиживается допоздна на работе. Теперь ему все равно, где коротать время. На работе даже лучше: можно зайти к дежурным перекинуться словом. А то и в шахматы сыграть.

Евгений Яковлевич сидит за своим громадным столом, на котором лежит десятка два выцветших папок, и что-то пишет. Увидев входящего Галича, прячет исписанные листы в ящик стола.

– За старые нераскрытые дела взялись? – интересуется Галич.

Горейко складывает папки в аккуратную стопку и лишь затем отвечает:

– Пишу, Александр Иванович, воспоминания. Или что уж там получится… Попросили из редакции. Только вот сомневаюсь я…

– Давно пора! – горячо одобряет занятие начальника капитан, понимая, что Горейко, как и каждый, кто впервые берется за перо, нуждается в слове поддержки. – И нечего сомневаться. Вы бы и книгу уже могли написать. Ведь есть о чем!

– Жалеешь старика… – насмешливо щурится подполковник и продолжает уже без тени иронии: – А впрочем, ты прав: и рассказать есть о чем, и хочется рассказать. Да и то сказать: чем мы хуже других? Взять хотя бы меня. Без малого тридцать лет в милиции. Подумать только – тридцать лет! Чего только не пришлось повидать за это время! Скольких людей уберег от несчастья! А сколько раз сам был на шаг от смерти. На войне столько ран не получил… Была бы семья, дети, внуки – им бы рассказывал. А так – кому? – Горейко умолкает и, подняв на Галича усталые глаза, тихо добавляет: – Ты женись, Санька. А то останешься когда-нибудь один как перст, а тогда хоть волком от тоски вой. Все эти высокие слова, что человек, который живет для других, всегда счастлив, конечно, хорошие. Но только в одном случае: когда ко всему прочему у этого человека есть семья. Семья есть семья, и ничто не может заменить ее. Нет семьи, нет детей – и человек начинает чувствовать себя одиноким, никому не нужным. И чем ближе к старости, тем острее это ощущение. Вот поймаем убийцу Крячко, бери отпуск и – женись! – Голос подполковника становится добродушно-суровым. – Иначе к работе не допущу. Девушка есть на примете?

– В том-то и дело, что нет…

Горейко безнадежно машет рукой – что, мол, в таком случае с тобой говорить! – и принимается за приготовление чая. Делает он это без излишней спешки, сосредоточенно, пользуясь в виде добавок только одному ему известными травами, и напоминает в такие минуты знахаря, колдующего со своими пакетиками над чудодейственным лекарством. Он и пьет чай не так, как все, а из блюдечка и обязательно вприкуску, справедливо полагая, что растворенный в чае сахар портит его вкус.

– Как чай?

– Замечательный.

Чай действительно хорош – душистый и необыкновенно вкусный, – хотя и пьет его Галич совсем по-другому: из стакана, помешивая сахар ложечкой.

– То-то же! – поднимает кверху палец Горейко. – А теперь рассказывай. Понравилось в ресторане? Девушка-то хоть красивая?

– Ресторан хороший. И готовят неплохо. Советую и вам как-нибудь зайти. А девушка – просто загляденье. И кто бы, вы думали, это мог быть? Соломко – деловод покойного Крячко.

– Ну-у? – позабыв на минуту о чае, подается вперед Горейко.

– Но пришла она на это свидание не по своей воле. Ее вынудили.

– И, конечно, она не знает – кто…

– Разумеется. Позвонил какой-то неизвестный по телефону…

И Галич в деталях пересказывает подполковнику свой разговор с Соломко. О том, что он побывал у нее на квартире и познакомился с дочкой, естественно, умолчал: всему свое время.

– Ишь до чего, наглецы, додумались: сотруднику уголовного розыска взятку предлагать! Мало того – еще и угрожать вздумали, – выслушав рассказ Галича, негодует подполковник. – Ты тоже хорош! Почему не доложил, что на тебя наехала машина?

– Думал, простая случайность…

– Он думал… – сердито бубнит Горейко. Успокоившись, наливает в опустевшие стаканы чай и продолжает: – На первый раз прощаю. А теперь прикинем, какую информацию мы можем из всего этого извлечь.

– Мы знаем, что преступник находится в городе… – начинает Галич.

– И он боится нас, чувствует себя не совсем уютно, – подхватывает подполковник. Подумав, спрашивает: – Как ты думаешь: мог всю эту затею с рестораном организовать Марченко?

– Думаю, что нет.

– Почему?

– Сомнительно, чтобы Марченко стал устраивать ужин в ресторане. Не его масштаб. Другое дело – в забегаловке. И потом… откуда у него деньги на взятку? Да еще пятнадцать тысяч!

– Деньги он мог найти в квартире Крячко. Мы же не знаем, сколько наличными держал дома этот Крячко. Прибавь к этому похищенные драгоценности. А ты не допускаешь, что Марченко, и не имея много денег, мог организовать эту встречу в ресторане? Достаточно ему было наскрести какую-нибудь сотню.

– Смысл?

– Запутать нас, направить по ложному следу. Рассуждать он мог так: а что, если я посулю им пятнадцать тысяч? О чем они, то есть мы, подумают? О том, что такую взятку может предложить кто-нибудь из людей состоятельных, у кого водятся большие деньги. А у Марченко откуда большие деньги? Ну, конечно, это не он. А чтобы в милиции окончательно поверили в мою невиновность, пущу им пыль в глаза: приглашу этого сыщика в ресторан.