стаканом воды. – И валерьянку. Мне твоё белое лицо не очень нравится, Мириам. Может, врача вызовем? Ты меня пугаешь!

– Спасибо, – привстаю и принимаю таблетку, застонав от боли.

Блин! Надо скорее в себя прийти! Иначе боюсь дело плохо кончится. Так и выкидыш случится может.

– Мириам… – тянет Марк, пока я таблетку пью. – Я, конечно, извиняюсь. Но туалет напротив. Белая дверь напротив этой комнаты, – выдавливает неловкую улыбку.

– А?

– Ты описалась, – смущённо отводит взгляд.

– Описалась? – оборачиваюсь и вижу мокрое пятно на месте, где лежала. Опускаю взгляд на свои штаны и понимаю… – Марк, – поднимаю на него взгляд. – Я не описалась. Я, кажется, рожаю… Это воды… отходят!

– Блин! Что делать?! – хватается за голову. – И почему вы сегодня решили поссориться?! Блин! Блин! Блин! Что делать?

– В больницу!

В больницу едем на скорой. Марк так разволновался и растерялся, что забыл обо всём. Как телефоном пользоваться, какой номер надо набрать, и даже то, зачем звонит.

По скорой меня привозят в мою больницу. Моего доктора, у которого сегодня выходной, вызывают и она приезжает аккурат к нашему приезду. Забирает меня и увозит в свой кабинет, а после в операционную.

Как изначально и планировалось, мне делают кесарево. Всё это время обеспокоенный брат моих дочерей ходит по коридору и ждёт нас. Медсёстры над ним смеются и говорят, что таких взволнованных мужей почти никогда не видели. Оказывается, Марк там от волнения сознание периодически терял.

Мило так! И приятно!

Всю операцию доктор меня успокаивает и говорит, что осложнений из-за того, что роды раньше начались, никаких нет. Малыши просто пробудут дольше положенного в капсуле для недоношенных. Ничего ужасного и страшного в этом нет. Успокаивает и говорит, что это, наоборот, хорошо для меня. Прекращу тяжесть в двенадцать килограмм носить, напрягая позвоночник. Он у меня, к слову, герой! Полумёртвый!

Со слезами на глазах наблюдаю за тем, как детей по одному достают из меня и осматривают медики. Взвешивают, измеряют. Вытирают. Браслетики на руку надевают.

Они такие крохотные. Малюсенькие. Меньше, чем был Мося, когда родился. Худенькие, красненькие, жалостливые, как котята. Но кричащие будь здоров!

– Зашиваем, – командует доктор, пока я смотрю на малышей и пытаюсь увидеть хоть что-то, потому что врачи закрыли их своими телами при осмотре. – Мириам, – доктор появляется передо мной. – Я могу вас с мужем поздравить! Вся тройня жива и здорова, судя по отчётам педиатров. И… у меня хорошая новость! Две девочки и мальчик! Всё-таки не пальчик там был, – искренне улыбается, а у меня слёзы на глазах. Потому что, наконец, увидела своих крох.

– М… мальчик? – шепчу, не веря своим ушам. Мне же не показалось?

– Да! – улыбается и уходит завершать операцию.

Педиатры словно услышав мои мысли по одному подносят мне малышей и опускают на грудь, давая дотронуться до них. Погладить. Поцеловать.

И… я почти не различаю их. Мне словно одного и тоже же ребёнка дают. Один в один. Я думала об этом раньше, но считала, что материнское сердце даст мне почувствовать разницу. Единственное, что я поняла, кого мне кладут: мальчика или девочек.

Но почти сразу же детей забирают и увозят, лишая меня крох, которых я только что впервые увидела. Педиатры опускают их в боксы и увозят прочь от меня.

Не хочу, чтобы их забирали! Не хочу! Это мои дети! Мои! Куда они их забирают? А вдруг это Алим?! Что, если это он приказал их у меня отобрать?

Но крикнуть мне не дают. В вену вонзается игла, и я тут же засыпаю, теряя контроль над собой и своими мыслями.

Просыпаюсь уже в своей палате и с неприятной болью внизу живота. Рана от кесарево болит, догадываюсь сразу же.

На стуле около моей кровати спит Марк, завёрнутый в халат. И в этот момент он выглядит таким родным и милым, что своей любви к нему сдержать не могу.

– Марк, – шепчу, и парень просыпается от моего шёпота почти сразу же.

– Мириам! Проснулась! Наконец!

– Мои дети… – хочу спросить, не забрал ли их Алим, но Марк даже договорить не даёт.

– Их привозили час назад. Но ты спала. Врачи решили не будить и сказали, что чуть позже опять привезут, – с улыбкой отчитывается мой рыцарь.

– Ты видел их? Да?

– Ага, – кивает. – Они такие… страшненькие. На меня похожи, когда я после тусовки просыпаюсь непонятно где и в состоянии алкаша. Опухший и помятый. И они… лысые. Пара волосинок только торчит. И это девочки?! Где шикарная шевелюра, как у их матери?

– Они просто ещё маленькие, – оправдываюсь. – А отёки у них пройдут. Бабушка говорила, такое бывает.

– А, да! Тебе бабушка звонила! Я ответил и сказал, что ты родила! Поздравил! Сказал, что две правнучки и правнук!

– Мальчик… – шепчу мечтательно. – Представляешь?! Как Алим и хотел! Мальчик! Сын! Наследник!

– Не знаю, – бурчит новоиспечённый старший брат. – Я девчонок хотел! Кстати, меня за отца их приняли! Поздравляли! И меня медсёстры избегают, – дёргает плечами. – Наверное, бояться, что я им тоже тройню заделаю.

– А ты подкатывал? – интересуюсь, уже зная ответ, что да.

Марк и чтобы к кому-то не подкатил? Это же нереально! И пустая трата его времени.

– Ну, ты спала, мне же нужно было чем-то заняться. Болит? – указывает на живот, и я киваю. – Я могу попросить обезболивающее. Врач сказал, что можно.

– А Алим… Алим не звонил?

– Не-а, – мотает головой. – Мириам, а у тебя молока хватит на троих? Может, надо что-то стимулирующее? Я слышал, там роженица одна мужа своего просила купить что-то для этого. Но потом в палату свою зашла, и я не услышал дальше. Или, может, ещё что надо? Ты скажи, и я сбегаю!

– Ничего не надо, – вздыхаю, благодарная парню за заботу. – Мужа бы мне, – поджимаю губы. – Но если он не звонил, то я, и правда, ему не нужна. Так даже лучше! Уеду, и он даже не узнает, что родила! Хороший план?

– Хреновый! – отвечает. – Бежать от того, кого любишь. Пфф… не одобряю, подруга! Он пусть и дурак ревнивый, но отец как-никак! Да и муж он тебе не плохой. То, что вспылил… ну… с кем не бывает. Семейная жизнь не равна гладкой жизни. Проучить бы его следовало, но уходить насовсем не надо.

– Он всегда будет меня ревновать.

– Ну, знаешь… я себя просто на его месте представил. Ты красивая, молодая, умная. Он старше тебя. И понимает, что не может дать тебе многого, чего могут дать молодые. Поэтому и крыша едет. Но если бы я застал свою девушку в кровати